Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В порыве благодарности он стал целовать ей руки.
— Вы ангел, вы так ко мне добры! — воскликнул он, зардевшись. — Я никогда этого не забуду.
Она печально улыбнулась и провела рукой по его волосам.
— Вы напоминаете мне одного человека, к которому я когда-то была очень привязана… — начала она и осеклась, словно от внезапно нахлынувших чувств.
Он проклинал себя за бестактность. Ну да, у нее же умер муж. Наверно, она до сих пор тяжело переживает утрату. Ведь теперь о ней некому позаботиться. Но какая она молодчина, что не пасует перед жизнью!
— Вам пора уходить, — прошептала она. — Уже поздно. А я должна еще пожелать спокойной ночи моей дочурке. Она не заснет, пока я сама не подоткну ей одеяльце.
Дочку с няней она давно отправила на восточный берег, на взморье, но ему необязательно это знать. Вероятно, он видел ее фотографии с ребенком на руках, появившиеся в газетах вскоре после того, как она овдовела. Когда, выдержав траур по мужу, она в первый раз вышла на сцену в одной из его пьес, умело загримированная, с легким намеком на бледность и скорбь, публика в зале просто неистовствовала. Газеты весьма кстати устроили ей рекламу.
— Дочь — это все, что у меня осталось, — тихо проговорила она.
Он неуклюже погладил ее руку — было похоже, будто об нее потерся какой-то зверек.
— Если бы я мог вам помочь, — растерянно начал он. — Ужасно видеть вас в таком настроении… Я понятия не имел… — Он теребил браслет у нее на запястье. Она показалась ему вдруг очень молодой и очень несчастной. Знать бы, чем ее можно утешить! Тому, кто видит ее на подмостках, и в голову не придет, что эта потрясающая актриса, прима столичного театра — на деле простая, милая женщина, сердце которой разбито, а жизнь лишена смысла.
— Ничего, ничего, — говорила она между тем, — только порой бывает так одиноко…
Он неловко обнял ее, ласково, как ребенка, погладил по плечу. Она извлекла откуда-то скомканный платочек и, отвернувшись, вытерла нос, нервно посмеиваясь.
— Мне так совестно, — виновато прошептала она. — Я всегда стараюсь держать себя в руках.
Он прикоснулся губами к ее волосам, не зная, что сказать, и вдруг выпалил:
— Послушайте… Вам надо познакомиться с моей женой, она самый чуткий человек на свете. Она бы вам понравилась, я знаю. У нее особый дар избавлять от уныния, она в этом смысле просто ангел. Квартирка у нас, правда, крошечная и район так себе, но она была бы счастлива с вами познакомиться. Поедемте со мной — время еще не позднее. Когда я позвонил ей, предупредил, что задержусь, она сказала, что тогда пойдет в кино, но не позже двенадцати вернется. У нас есть чудесные пластинки, я вам поставлю. Концерт Бетховена, Сезар Франк…
— Нет-нет, не нужно меня искушать. Я и так сегодня вела себя глупо. Не понимаю, что на меня нашло. Я с радостью познакомлюсь с вашей женой — как-нибудь в другой раз… Сейчас я устала, мы оба устали, и вам пора. Благослови вас Бог за вашу доброту.
— Что вы, что вы, я же ничего не сделал для вас! Только о себе и тараторил. Спасибо вам за этот волшебный вечер. Вы воскресили все мои прежние идеалы, вернули мне веру в театр, убедили, что стоит жить и работать. Отныне всякий мой успех — ваша заслуга!
Он ушел, не чуя под собой ног, словно в бреду, весь во власти блистательного, несбыточно прекрасного будущего.
Слава богу, наконец-то ее оставили в покое! Она поудобнее устроилась в кресле: под головой подушечка, во рту сигарета. И через пять минут зазвонил телефон.
— Это я, — сказал Пол Хейнс. — Только что вернулся из Манчестера. Вы уже легли или я могу заглянуть к вам на пару минут?
— Нет, не легла, буду рада, если заедете, — соврала она. — Жду вас.
Она припудрила лицо — немного белее обычного, от румян отказалась, но подвела глаза и наложила тени. Результатом она осталась довольна: красива, только утомлена и немного взвинчена.
— Не бойтесь, я не собираюсь вам докучать, — сказал он, едва переступив порог. — У вас был долгий день, да и у меня тоже. При нашей профессии надо беречь себя, а то ноги протянешь, правильно? Здоровый сон — залог красоты. — Он широко осклабился, обнажив десны. — Расскажите вкратце, как все прошло. Справились без меня?
— Все прекрасно — применительно к обстоятельствам. Вы же знаете, что такое первые репетиции.
— Ну и как же все себя проявили?
— Отлично — в общем и целом. Думаю, никого заменять не придется.
— А что Мартин Уилтон? Подойдет? Впишется?
— Он полностью вошел в материал. Точно знает, что ему делать. У режиссера с ним хлопот не будет. Техника для такого молодого актера просто поразительная. Где он только этого нахватался?
— Не слишком молод, как по-вашему?
— Нет… пожалуй, нет. Надеюсь, что нет. Хотя ошибиться не хотелось бы. Ах, как жаль, что вас не было!
— Согласен. Я бы с первого взгляда все понял. А что он за человек, как вам показалось? Симпатичный? Не очень самонадеянный? Вы хотели бы видеть его в труппе?
Она немного помедлила с ответом, а потом смущенно усмехнулась:
— Как профессионал он безусловно на высоте… Но это я уже сказала. Что еще можно добавить?
— Стойте, стойте! Что-то вы темните. Не пытайтесь водить меня за нос. Помните наш уговор? Только правду! Что он, грубиян? Дурно воспитан?
— Нет, нет. Умоляю, не мучьте меня. Хватит о нем.
— Ну уж нет! Я все равно не отстану, пока не выясню, в чем дело. Не тяните, выкладывайте: что с ним не так?
— Нет, не могу, это нехорошо… бедный мальчик! Он скорее всего не сознавал, что творит. Он так молод и, судя по всему, окружение у него довольно низкого пошиба: вечно навеселе, и нравы самые предосудительные.
— К чему вы клоните? Он был нетрезв? Да что он натворил, чем досадил вам?
— Он, собственно… довольно энергично меня домогался, только и всего. — Она пожала плечами и рассмеялась.
Пол Хейнс оторопело смотрел на нее, не веря своим ушам.
— Боже правый! Что вы имеете в виду?
— Понимаете, я ни разу в жизни не попадала в