барк и вооружить его, как сделал фон Люкнер[103] во время предыдущей войны, однако такое предположение выглядело уж совсем неправдоподобно.

— Вы под камуфляжем? — спросил я.

— Прошу прощения? — ответил он несколько удивленно.

Похоже, он не так хорошо владел английским, как мне показалось вначале. Я снова нащупал револьвер.

— Не собираетесь ли вы, часом, сделать из меня дурака? — бросил я язвительно.

— Никоим образом. Повторяю: капитан свидетельствует свое почтение. Вы дали понять, что враг находится в непосредственной близости, и мне поручено предложить вам защиту. У нас приказ сопровождать до безопасного порта всякое торговое судно, какое встретится на нашем пути.

— Кто отдал приказ? — спросил я.

— Его величество король Георг[104], разумеется, — последовал ответ.

Пожалуй, именно в ту минуту у меня по спине впервые пробежал странный холодок. Помню, я судорожно сглотнул. В горле пересохло, и я не сразу сумел ответить. Я оглядел столпившуюся вокруг команду: лица у всех были совершенно обалдевшие.

— Слыхали? Приказ короля… — растерянно произнес кто-то позади меня и осекся.

Меня тронул за плечо Картер.

— Гони их прочь, — шепнул он. — Что-то здесь не так, это ловушка.

Матрос на гичке, привстав, поднял фонарь, и мне в лицо ударил яркий свет. Молодой лейтенант перешагнул банку и забрал у него фонарь.

— Если вы изволите сомневаться, то почему бы не взойти к нам на борт и самому не потолковать с капитаном? — предложил он.

Лица его я по-прежнему не видел, различал только что-то вроде плаща на плечах и длинную тонкую руку, державшую фонарь. От слепящего света у меня так защипало в глазах, что в первый момент я не мог ни говорить, ни думать, а потом, к собственному удивлению, услышал свой ответ:

— Согласен, освободите мне место в шлюпке.

Картер схватил меня за руку:

— Ты спятил. Тебе нельзя покидать корабль.

Непонятно почему заупрямившись, я оттолкнул его ладонь. Во мне созрела решимость.

— Передаю командование тебе, Картер. Я ненадолго. Да пусти же, дурья твоя башка!

Я распорядился выкинуть за борт веревочную лестницу и страшно разозлился, заметив, как пялятся на меня выполнявшие мой приказ болваны. Мной завладело бесшабашное настроение, какое бывает у подвыпивших, и я подумал, что это не иначе как следствие недосыпания — все-таки я уже третьи сутки не смыкал глаз.

Неловко спрыгнув в гичку, я занял место на корме рядом с лейтенантом. Матросы взялись за весла, шлюпка поплыла к барку. Клейкая духота уступила место лютому холоду. Подняв воротник шинели, я попытался разглядеть своего спутника, но шлюпку окутывала непроглядная тьма, и черты расплывались.

Я ощупал сиденье под собой. Оно было холодным как лед, и я спрятал пальцы поглубже в карманы. Стужа подбиралась к самым костям, даже теплая шинель не спасала. Зубы выбивали безостановочную дробь. Прямо передо мной сидел гребец — здоровенный как бык детина с могучими плечами; из закатанных выше локтя рукавов торчали голые руки. Он негромко что-то насвистывал сквозь зубы.

— Ты что же, нисколько не мерзнешь? — спросил я.

Он не ответил, и я подался вперед, чтобы заглянуть ему в лицо. Он смотрел словно бы сквозь меня и знай себе насвистывал. Глубоко посаженные глаза смотрели как будто из глубины черепа; широкие скулы сильно выдавались вперед. Голову прикрывала шляпа наподобие цилиндра, черная и лоснящаяся.

— Слушай, — я похлопал его по колену, — нечего делать из меня дурака.

Лейтенант (так, во всяком случае, он сам себя представил) поднялся на ноги.

— Эй, на корабле! — крикнул он, сложив руки рупором.

Задрав голову, я убедился, что над нами уже нависает высокий борт барка. На фальшборте вспыхнул фонарь, и снова меня ослепил неприятный желтый свет.

Лейтенант стал проворно взбираться по лестнице, я поспешил следом, с трудом переводя дух: студеный воздух тисками сдавливал горло. На палубе я замешкался. В боку саднило, словно меня лягнула лошадь. В неверном, мерцающем свете фонарей я увидел, что это вовсе не финский барк с грузом леса и не порожний балкер[105], а вооруженный до зубов рейдер. Палубы были очищены для ведения боя, матросы наизготове стояли по местам. Кругом царила тревога: беготня, крики; на носу кто-то высоким голосом отдавал команды. Воздух застилала дымная пелена, в ноздри бил затхлый запах, и ко всему этому добавлялся непонятный промозглый холод.

— Что происходит? — крикнул я. — Что это за шутки?

Ответа не последовало. Мимо проносились матросы, перебрасывались на ходу какими-то репликами, пересмеивались. Потом промелькнул парнишка лет тринадцати в синей курточке и длинных белых брюках, а по соседству со мной склонился над пушкой крупный бородач в полосатой вязаной шапочке, похожий телосложением на давешнего гребца. Средь шума и гама снова резко свистнула боцманская дудка. Обернувшись, я увидел, что на корму бежит, толкаясь, целая босоногая толпа. В руках у многих сверкала сталь.

— Капитан вас примет. Не соизволите ли пройти на корму? — пригласил лейтенант.

Злой и растерянный, я последовал за ним. Картер был прав, меня одурачили. Однако же, пробираясь вслед за лейтенантом по палубе, я слышал английскую речь и странные, непривычные, но все же английские ругательства.

За дверью юта еще сильнее завоняло плесенью. Сделалось совсем темно. Прищурившись, я обнаружил, что стою перед большой каютой, которую освещал единственный мерцающий фонарь. В центре находился длинный стол, за ним, на диковинном стуле с высокой спинкой, сидел человек. Позади них стояли еще трое или четверо, но свет падал на лицо только сидевшему. Он был очень худ и бледен, с пепельно-седыми волосами. Судя по черной нашлепке, капитан потерял один глаз, но другой пронизывал меня с той холодной деловитостью, какая свойственна людям занятым, не привыкшим попусту терять время.

— Ваше имя, любезный? — спросил незнакомец, постукивая ладонью по столу.

— Уильям Блант, сэр. — Неожиданно для самого себя я сдернул с головы фуражку и вытянулся во фрунт. В горле запершило, сердце сковал знакомый холодок страха.

— Если я правильно понял ваш доклад, вблизи находится вражеское судно?

— Так точно, сэр. Несколько часов назад примерно в миле от нас всплыла субмарина. До этого она минут тридцать за нами гналась. К счастью, спустился туман и скрыл нас из виду. Приблизительно в половине пятого пополудни. С этого часа мы заглушили машину, загасили огни и легли в дрейф.

Незнакомец выслушал меня молча. Остальные не двигались с места. В их неподвижности чудилось что-то зловещее, словно мои слова ничего для них не значили, словно они не верили или не понимали.

— Буду рад предложить вам свою помощь, мистер Блант, — произнес наконец незнакомец.

Я переминался с ноги на ногу, теребя в руках фуражку. Он не