— Это невозможно, Пелопид, — ответил Аквилий; он восседал в курульном кресле с жезлом из слоновой кости, знаком власти, а рядом стоял десяток ликторов, одетых во все красное и вооруженных фасциями. — Вифиния — самостоятельное государство. Оно, разумеется, является другом и союзником римского народа, но управляется собственным царем, которому я не имею права приказывать.

— В таком случае, проконсул, — продолжал Пелопид, — мой брат, царь Митридат, нижайше просит тебя разрешить ему защитить себя и свои владения от посягательств Вифинии.

— Ни царь Никомед, ни его армия не находятся на территории Понта, — возразил Аквилий, — а потому я предупреждаю твоего брата, царя Митридата, чтобы он не смел и пальцем тронуть ни царя Никомеда, ни его войско. Ни при каких обстоятельствах, Пелопид! Так и передай царю Митридату. Ни при каких обстоятельствах.

Пелопид вздохнул, пожал плечами и, широко разведя руками, сказал:

— Раз так, проконсул, я должен передать тебе последнее, что поручил мне царь Митридат: даже тот, кто знает, что обречен на поражение, порой вынужден отвечать силой на силу.

— Если твой брат, царь Митридат, ответит силой, он, безусловно, потерпит поражение, — ответил Аквилий, после чего дал знак ликторам проводить Пелопида.

После его ухода в зале наступило тягостное молчание. Наконец Гай Кассий хмуро произнес:

— Один из сопровождавших Пелопида людей сообщил мне, что Митридат намерен послать жалобу в Рим.

— Ну и какой от этого ему будет толк? — осведомился Аквилий, удивленно вскидывая брови. — В Риме сейчас не до него. Его никто не станет слушать.

Но римлянам в Пергаме пришлось все же выслушать послание Митридата — месяц спустя, когда к ним снова пожаловал Пелопид.

— Мой брат, царь Митридат, послал меня, чтобы я повторил еще раз его слова: он хочет, чтобы ему было позволено защищать свою страну.

— Его стране ничто не угрожает, — отозвался Аквилий. — И поэтому я опять вынужден сказать «нет».

— В таком случае, проконсул, у моего брата, царя Митридата, нет другого выхода, кроме как действовать через твою голову. Он направит официальную жалобу Сенату и народу Рима о том, что посланники Рима в Малой Азии поддерживают агрессию Вифинии и в то же время отказывают Понту в праве на защиту.

— Лучше ему этого не делать, ты меня слышишь?! — сердито отозвался Аквилий. — Для Понта и всей Малой Азии я — и Сенат, и римский народ. А теперь уходи и больше не возвращайся.

Пелопид еще немного задержался в Пергаме, пытаясь узнать, что за приказ отдал Гай Кассий своему войску. Тем временем до Пергама дошли слухи о том, что Митридат и Тигран вторглись в пределы Каппадокии, а сын Митридата Ариарат — никто не знал, какой именно Ариарат, ибо у царя было несколько сыновей с таким именем, — пытается взойти на каппадокийский трон. Маний Аквилий тотчас же послал за Пелопидом и велел ему передать Митридату и Тиграну немедленно вывести войска из Каппадокии.

— Они сделают так, как им велено, потому что боятся ответных действий Рима, — спокойно заметил Аквилий Гаю Кассию и поежился. — Как у тебя холодно, Гай Кассий. Неужели казна провинции оскудеет, если во дворце у тебя зажгут очаг-другой?

К февралю Аквилий и Кассий прониклись друг к другу таким доверием, что стали обсуждать еще более смелый план. Почему надо останавливаться у границ Понта? Почему не проучить царя Понта и не вторгнуться в пределы его государства? Легион римской провинции Азия был в отличной форме, то же самое можно было сказать и о войсках ополчения, расположившихся между Смирной и Пергамом. Тут в голову Гая Кассия пришла еще одна блестящая мысль.

— Если мы позовем Квинта Оппия из Киликии, то у нас будет на два легиона больше, — сказал он Манию Аквилию. — Я пошлю в Тарс гонца и приглашу Квинта Оппия приехать в Пергам и обсудить будущее Каппадокии. Оппий всего лишь пропретор, я же проконсул. Значит, он должен мне подчиняться. Я скажу ему, что лучший способ усмирить Митридата — атаковать его с тыла.

— Говорят, — мечтательно произнес Аквилий, — что в армянской Парве до семи десятков крепостей, доверху заполненных золотом Митридата.

Но Кассий был военным человеком из военной семьи, и отвлечь его от военных планов было нелегко.

— Мы вступим в Понт одновременно в четырех местах по течению реки Галис, — с воодушевлением продолжал он. — Армия Вифинии захватит Синопу и Амис на побережье, затем двинется вглубь страны вверх по течению Галиса. У них там не будет проблем с фуражом, и это очень важно, потому что в вифинийском войске много верховых и вьючных лошадей. Ты, Аквилий, возьмешь один мой вспомогательный легион и нанесешь удар в Галатии. Я же поведу ополчение по реке Меандр во Фригию. Квинт Оппий может высадиться в Атталии и двинуться через Писидию. Мы с ним выйдем к Галису раньше тебя с вифинийцами. Когда к реке выйдут сразу четыре армии, Митридат растеряется и не будет знать, что предпринять. Он вовсе не такой уж грозный властелин, мой дорогой Аквилий. Золота у него куда больше, чем солдат.

— Он обречен, — отозвался Аквилий, думая о семидесяти битком набитых сокровищницах.

Кассий значительно покашлял.

— Нам следует подумать лишь об одном, — произнес он совсем другим тоном.

— О чем? — быстро отозвался Маний Аквилий.

— Квинт Оппий — человек старого закала. «Да пребудет Рим», «честь превыше всего» и так далее. Он из тех, кто и помыслить не может, чтобы немножко заработать на стороне, участвуя в несколько сомнительных предприятиях. Он не должен услышать от нас ничего, что поколебало бы его в убеждении, что мы действуем исключительно во имя торжества справедливости в Каппадокии.

— Тем лучше для нас, — хмыкнул Аквилий.

— Мне тоже так кажется, — с удовлетворением в голосе отозвался Кассий.

* * *

Пелопид пытался не обращать внимания на пот, градом кативший по его лицу; он старался спрятать руки, чтобы тот, кто сидел на троне, не видел, как они дрожат.

— После чего, великий царь, проконсул Аквилий велел мне уходить и больше не возвращаться, — закончил он.

Царь и бровью не повел. Его лицо оставалось таким же, каким было на протяжении всей аудиенции: спокойным, даже безразличным. За сорок лет жизни, из которых он процарствовал двадцать три, царь Митридат VI Евпатор научился скрывать свои чувства — если, конечно, что-то его особенно не раздражало. А то, что он услышал от Пелопида, даже не разгневало его. Он, собственно, и ожидал услышать нечто подобное.

Вот уже два года он жил надеждой, порожденной известиями о том, что Рим вступил в войну со своими италийскими союзниками. Инстинкт подсказывал ему, что настал благоприятный момент, который нельзя упускать. И Митридат написал своему зятю Тиграну письмо с призывом быть наготове. Когда же выяснилось, что Тигран — его верный союзник в любых начинаниях, Митридат решил сделать все, чтобы осложнить для Рима его войну с Италией. Он отправил послов к италикам — Квинту Поппедию Силону и Гаю Папию Мутилу в их новую столицу Италику и предложил денег, оружие, корабли, даже солдат. Но, к его удивлению, послы возвратились ни с чем. Силон и Мутил с гневом и презрением отвергли помощь Понта.