Разумеется, столь монументальное неодобрение не отвратило Скавра от телесного контакта со своей женой, но он был стар и старел все более, и эти случаи становились все реже и реже. Когда она родила сына, Скавр стал относиться к супруге лучше, но отказался смягчить условия заточения. И в своей изоляции, когда время ложилось на плечи, как слиток свинца, Далматика продолжала думать о Сулле и любить его. Так же незрело, всем своим девическим сердцем.

Вид обнаженного Суллы теперь не вызвал у нее сексуального желания, а только удивление и восхищение его красотой и мужественностью. И еще она осознала, что разница между Суллой и Скавром была, в сущности, минимальной. Красота и мужественность. Однако Сулла не упал на колени к ее ногам и не заплакал от любви к ней! Она не завоевала его! Он сам собирался завоевать ее. Пробить своим тараном ее ворота.

— Сними это, Далматика, — повторил он.

Она сняла ночную рубашку с готовностью ребенка, застигнутого за какой-то шалостью, а он смотрел с улыбкой и кивал.

— Ты восхитительна, — молвил он мурлыкающим голосом, шагнул к ней, проскользнул своей возбужденной плотью между ее ног и тесно прижался к ней. Он поцеловал ее, и Далматика испытала больше чувств, чем могла себе вообразить: ощущение его губ, его кожи, его рук, запах его, чистый и сладкий, как у детей, принявших ванну.

И так, пробуждаясь и взрослея, она открыла для себя измерения, в которых нечего было делать мечтам и фантазиям, а все совершалось живыми, соединившимися телами. И от любви она перешла к обожанию, физическому порабощению.

Сулле она явила то колдовство, которое он впервые познал с Юлиллой, хотя оно магически смешивалось с воспоминанием о Метробий. Он воспарил в экстатическом бреду, которого не переживал уже почти двадцать лет. «Я тоже изголодался, — подумал он с удивлением, — и даже не знал об этом! Это, оказывается, так важно, так жизненно нужно мне! А я полностью упустил это из виду».

Неудивительно было, что с того первого невероятного дня женитьбы на Далматике ничто не ранило и не задевало его глубоко: ни возгласы неодобрения на Форуме и свист тех, кто осуждал его обращение с Элией, ни злобные инсинуации таких людей, как Филипп, которые видели во всем только деньги Далматики, ни хромающая фигура Мария, опирающегося на своего мальчика, ни толчки и подмигивания Луция Декумия, ни хихиканье тех, кто считал Суллу сатиром, а вдову Скавра — соблазненной невинностью, ни горькая нотка, оставленная поздравлениями Метробия, присланными вместе с букетом анютиных глазок.

Менее чем через две недели после женитьбы они переехали в большой особняк на Палатине, возвышавшийся над Большим цирком и расположенный неподалеку от храма Великой Матери. Фрески в их доме были даже лучше, чем у Марка Ливия Друза, колонны — из цельного мрамора, мозаичные полы — лучшие в Риме, а мебель по роскоши более подходила для восточного царя, чем для римского сенатора. Сулла и Далматика хвастались столом из лимонного дерева с бесценной столешницей, на которой слои дерева создавали рисунок павлиньего глаза, поддерживаемой тумбой из слоновой кости в виде переплетенных дельфинов. Это был свадебный подарок Метелла Пия Поросенка.

Покинув дом, в котором прожил двадцать пять лет, Сулла ощутил еще одно, так необходимое ему освобождение. Ушли воспоминания об ужасной старой Клитумне и ее еще более ужасном племяннике Стихе, ушли воспоминания о Никополис, Юлилле, Марсии, Элии. И хотя с ним оставалась память о его сыне, Сулла, по крайней мере, отдалился от этого. Он больше не мог заглянуть в пустую детскую, где ему постоянно грезился призрак голенького смеющегося мальчика, скачущего к нему неизвестно откуда. С Далматикой он начал все сначала.

Риму повезло, что Сулла задержался в городе. Он давно бы уехал, если бы не Далматика. А так Луций Корнелий остался. Он мог теперь самолично проследить за своей программой облегчения долгов и обдумать пути пополнения казны. Изворачиваясь и выхватывая прибыли, где только можно, Сулла ухитрился заплатить легионам (Помпей Страбон сдержал слово и прислал очень небольшой счет на жалование) и даже выплатил часть долга Италийской Галлии. С удовлетворением он замечал, что деловая жизнь в городе постепенно возрождается.

В марте, однако, Сулла серьезно подумывал о том, чтобы оторваться от тела своей жены. Метелл Пий находился уже на юге вместе с Мамерком, Цинна и Корнут рыскали по землям марсов, а Помпей Страбон — вместе со своим сыном, но без чудесного автора писем, без этого Туллия Цицерона, — прокрадывался куда-то в Умбрии.

Но оставалось сделать еще одну вещь. Сулла занялся этим за день до отъезда, поскольку тут не требовалось принятия закона. Нужна была лишь поддержка цензоров. Однако цензоры откровенно тянули время, ссылаясь на технические ошибки при своих выборах и подстраховываясь на случай, если станет слишком жарко и благоразумие заставит их подать в отставку. Когда авгуры указали им на необходимость провести некий незначительный обряд, они отказались сделать это.

— Принцепс Сената, отцы-основатели! Сенат стоит перед кризисом, — молвил Сулла, по своему обычаю неподвижно стоя рядом с креслом. Он вытянул вперед правую руку, в которой держал свиток. — Здесь у меня список тех сенаторов, что никогда больше не посетят эту палату. Они мертвы. Их около сотни. Большая часть из этой сотни имен принадлежит заднескамеечникам, которые не требовали особых отличий в этой палате, не выступали и разбирались в законах не больше, чем полагалось каждому сенатору. Однако здесь есть и другие имена — имена людей, которых сейчас нам остро не хватает, поскольку они были председателями судов, специальными судьями и третейскими судьями, составителями законов, законодателями, магистратами. Им еще не найдена замена! И я не вижу способа найти ее! Напомню их имена: цензор и принцепс Сената Марк Эмилий Скавр, цензор и великий понтифик Гней Домиций Агенобарб, консуляр Секст Юлий Цезарь, консуляр Тит Дидий, консул Луций Порций Катон Лициниан, консул Публий Рутилий Луп, консуляр Авл Постумий Альбин, претор Квинт Сервилий Цепион, претор Луций Постумий, претор Гай Косконий, претор Квинт Сервилий, претор Публий Габиний, претор Марк Порций Катон Салониан, претор Авл Семпроний Азелион, эдил Марк Клавдий Марцелл, народный трибун Квинт Варий Север Гибрид Сукрон, легат Публий Лициний Красс Младший, легат Марк Валерий Мессала.

Сулла сделал паузу, удовлетворенный: на лицах его слушателей отразилось потрясение.

— Да, я знаю, — продолжал Сулла, — пока не был прочитан этот список, мы полностью не осознавали, как много великих, многообещающих людей ушло от нас. Семь консулов и семь преторов. Четырнадцать человек, исключительно квалифицированных в судейском деле, толковании законов и обычаев — стражей mos majorum. Не буду называть имен тех, кто мог бы стать лидером сейчас или пополнить их ряды в ближайшее время. Есть здесь и другие имена, которые я не прочитал, и среди них — народные трибуны, не завоевавшие за свой срок высокой репутации, но, без сомнения, опытнейшие люди.

— О, Луций Корнелий, это трагедия! — молвил принцепс Сената Флакк прерывающимся голосом.

— Да, Луций Валерий, это так, — согласился Сулла. — Еще много имен не вошло в этот список, потому что эти люди не умерли, но отсутствуют, выбыв из палаты по различным причинам: отправились на заморскую службу или занимают посты в Италии вне Рима. Даже во время зимнего затишья в этой войне я не смог насчитать более ста человек, собравшихся в нашем политическом органе, хотя из сенаторов, живущих в Риме, никто не отсутствовал в эту пору нужды. Есть также значительный список сенаторов, находящихся в изгнании вследствие деятельности комиссий Вария и Плавтия. И людей такого ранга, как Публий Рутилий Руф. Потому, уважаемые цензоры, Публий Лициний и Луций Юлий, я серьезнейшим образом прошу вас сделать все, что будет в ваших силах, чтобы заполнить наши скамьи. Дайте возможность состоятельным и честолюбивым людям города присоединиться к бедственно поредевшим рядам Римского Сената. А также назначьте сенаторов из числа заднескамеечников на более высокие должности. Выбирайте из тех людей, которые в состоянии занимать эти высокие должности и умеют высказывать свои мнения. Слишком часто здесь не хватает присутствующих для кворума. А как может Сенат Рима выполнять свою роль старшего звена в управлении, если ему не удается собрать кворума?