— Не слушайте ее! Она сошла с ума! — кричал в рупор Верховный Охотник, озираясь, точно и правда испугался, что его арестуют. Все знали, что у Энн выстроились обширные связи за годы службы. И уважали ее раньше едва ли не больше, чем Умана, ее ученики ценились как искусные воины. Похоже, многие из них теперь присоединились к революционерам, и еще неизвестное число терзалось сомнениями в рядах пока что единой Цитадели.

Джоэл не представлял, к кому ему теперь примкнуть и что делать. Снова пришлось сдерживать натиск толпы. Он ударил кого-то мечом в ножнах, чтобы не убить на месте. Дюжий парень в кожаном фартуке и с огромными руками кузнеца отлетел и упал, как от удара лапы гигантского зверя. Джоэл и испугался, и обрадовался — с такой силой он мог обороняться, мог защитить Ли, загородить собой в этой бессмысленной тесной свалке.

А потом для радости поводов не осталось, снова полезли вперед бунтовщики, прорывая заслон щитов, удары посыпались градом переспевшей падалицы. Медвежья звериная сила давала преимущество, позволяла откинуть, оглушить, быстрее заметить движение противника. Но все равно не спасала от бесконечных тумаков и ударов — досками, палками, железными прутами. Приходилось отводить их мечом в нелепом фехтовании неравного оружия, опрокидывать нападавших, топтать их, пинать под ребра, выбивать зубы. Но пока удавалось никого не убить, разве что покалечить, выламывая из суставов сильной хваткой руки и ноги. Пока удавалось…

Так тянулось время — то ли час, то ли день, то ли годы. Волны за волнами накатывали и отбегали, ноздри щекотал удушливый дым, от которого не удавалось закрыться шарфом.

— Если завтра утром я раскрою всю правду, вы разойдетесь? — крикнул еще раз Уман, когда наметилась короткая передышка. Но его голос потонул в гуле взрыва: похоже, в ход все-таки пошла граната или зажигательная смесь, попавшая в окно ближайшего дома. Рванул котел отопления или что-то вроде него, пламя вырвалось из окна ярким столпом, ударная волна выбила окна, на мостовую со звоном посыпались острыми лезвиями осколки стекла, заставив толпу отшатнуться и рассредоточиться. Джоэл резко развернулся и прикрыл собой Ли.

— Я же просил не опекать! — отчаянно просил любимый. — Джо, у тебя кровь!

Мелкий осколок впился в мочку уха, кажется, порвав ее, отчего Джоэл на мгновение оглох, но со злостью вытащил противное стекло, даже не почувствовав боли. Хуже всего горела все-таки не долеченная нога, которой пришлось в это утро стать главной опорой в живой стене. И все равно не удалось отбросить и рассредоточить негодующих людей. Только взрыв, а потом гулкий выстрел из пушки холостым заставил восставших немного отступить.

— Держать оборону до утра!

— Отступаем! Занимаем позиции, перекрыть квартал, изолировать Академию! Отрежьте их друг от друга. Держим оборону до утра, — командовал Уман и высшие чины гарнизона. Но, похоже, никто не представлял, что делать. И далеко не все намеревались слушать, потому что от армии Охотников внезапно отделилось с десяток, а то и полтора силуэтов, теряющихся в дыму. Они побежали через улицу к Академии, скандируя:

— Мы с вами! Мы за правду!

— Огонь! Убить дезертиров! — приказал Уман, и над площадью просвистели арбалетные болты, несколько воткнулись в спины беглецов. Бывшие охотники вскинули руки и полегли. Некоторые резко развернулись и примкнули к восставшим, слились с их рядами и различались только по блеску мечей.

Толпа возмущенно взревела, очевидно, приняв смерть дезертиров Цитадели как атаку на своих. Перемирия не получилось, не получилось ничего — только это и осталось единственной здравой мыслью, когда со всех сторон полетели гранаты, дымовые шашки пополам с булыжниками.

Раздались первые выстрелы, сотрясшие улицу удушающим сочетанием вибраций, пороховых газов и выбивающих душу звуков. Пушка оказалась слишком близко от ряда зданий, фасады которых успели почернеть от копоти. Посыпались кирпичи и детали старинной облицовки. Кусок внешнего подоконника второго этажа едва не угодил по голове, зашиб ближайшего охотника по правую руку, тот охнул и упал. Джоэл подхватил его и вместе с Ли оттащил к баррикаде, которую успели выстроить верные Цитадели. Но вскоре стало понятно, что они бессмысленно тащат мертвое тело несчастного. Первой жертвы революции Охотников.

— Всем принять стимуляторы! — скомандовал Уман. Ни у Джоэла, ни у Ли их при себе не оказалось. Похоже, не у них одних: многие охотники хлопали себя по карманам, искали пробирки на поясе и не находили. Слишком быстро всех подняли по тревоге, не успели ничего выдать. Повезло, что мечи носили всегда с собой.

— Выставить щиты!

Джоэл не слушал, не хватало сил. Он просто бил мечом в ножнах, плашмя, больно, но не смертельно. В этот день он не хотел никого убивать, потому что сам еще не определился с выбором стороны. Сердце сжималось от горького чувства вины и щемящей неопределенности. Верного пути больше не существовало. Теперь стена охотников уже не атаковала Академию, а пряталась за щитами и мешками, держа оборону.

Еще несколько выстрелов с двух сторон сотрясли воздух, снаряды оставляли воронки на мостовой, вспахивая брусчатку. В Академии, кажется, загорелись казармы, все растворялось в дыму, Джоэл не видел толком, кого атакует, зачем… Не представлял, с кем они сражаются. И, что самое ужасное, чувствовал себя не на той стороне. Или того хуже — предателем обеих сторон. Он шел своим путем, вел свое расследование, слушал Стража Вселенной, а, возможно, доверился голосу безумия в своей прохудившейся голове.

Кто-то атаковал справа, Джоэл выставил блок мечом и ударил с размаху кулаком. Нападавший с истошным криком отшатнулся, хватаясь за выбитый глаз, который повис на перекошенной щеке кровянистым месивом. Джоэл вздрогнул: собственная сила пугала до тошноты. Он отпрянул, не смея добить, к тому же, вскоре пришлось скрываться за баррикадой из мешков от нового пушечного выстрела, за которым следовал залп лучников и арбалетчиков.

— Остановитесь! Остановитесь, пока не пролилось еще больше крови! — кричал в рупор Уман, а меч его, который вовсе не заржавел за годы бездействия, уже сплошь блестел не сталью, а багрянцем. Верховный Охотник никого не щадил, взывая к справедливости.

— Правды! Правды! — ревела толпа, но общий призыв сливался боевым кличем. Плакаты и транспаранты побросали, а обломанные древки превратили в острые пики, некоторые из которых уже торчали из распятых на мешках тел охотников. Их пригвоздили, как пойманных насекомых, как прибитые к стенам гербы начала новой эпохи.

Подсчитать число жертв не удавалось. Рядом с кем-то вступил в поединок Ли, с одним из озлобившихся дезертиров, который хрипел в лицо напарника:

— Так-то вы легко бросаете своих!

— Это вы бросаете! — крикнул Ли и обманным выпадом проскользнул противнику за спину. Тот не успел обернуться и получил метким ударом пониже черепа. Прием мог оказаться и оглушающим, и смертельным. Разбираться в силе удара времени уже не было.

— Уман! Скажи правду! — выкрикнула со стороны Академии разъяренная Энн. Она уже не маячила живым символом — затаилась где-то на укрепленной башне возле стены. Но сгущавшийся дым укрывал ее местоположение. Вермело горел, все больше напоминая страшный город из кошмаров. И все преобразилось за какие-то сутки, как будто готовились давно, как будто Энн раскопала сама некий архив. Или кто-то до нее, а она выступила как полководец, подтолкнув всех к бунту. А может, для него и никаких архивов не требовалось, причины зрели давно, нашелся повод.