— Не порвался. Клапан соскочил с трубки. Повезло тем, кто сегодня здесь убирается.

Это не просто «повезло». Это счастливый билет, вытащенный семьей простого уборщика (хотя в императорском дворце Хортуланы нет и не может быть простых уборщиков; взятка за подобное место может достигать годового гонорара заведующего генетической лабораторией… ну, или надо иметь папу-министра). Обнаружить в комнате, куда ты явился протирать пыль и мыть полы, целую лужу блутена! Конечно, придется поделиться с охраной и начальником смены, но даже той малой доли, которую тебе позволят вынести из дворца, хватит. На приданое дочери, на обучение внука, на новый дом подальше от пепельной пустоши… Хвала императору Хорту!

— Синт, у нас сейчас с тобой было столько эмоций, что мне через десять минут надо бегом бежать менять блутеноприемники. Так что вноси скорее свое предложение.

Синт представляет себе это «бегом бежать», и у него сжимается сердце.

— Я тебя отнесу.

Вопреки обыкновению, Хорт соглашается:

— Ладно.

Снова обхватывает Синта рукой за шею, пристраивается поудобнее. От него сладковато пахнет блутеном и горько — татуировочной краской. Опять что-то где-то себе подмалевывал. И так уже красота неописуемая на каждом квадратном сантиметре тела, а все ему мало. Биколоры отдыхают.

— Согласись на одного.

Видя, что Хорт не понял, Синт быстро поясняет:

— Предложи моему отцу более выгодную сделку. Ситийцы просят двух даров в обмен на корабль. Ты попроси одного. Он не сможет тебе отказать.

Хорт останавливает его, легко прикасаясь к губам пальцем.

— Но нам нужно двоих.

Синта охватывает отчаяние, такое же, как в первые годы его пребывания на Хортулане. Он не по-ни-ма-ет.

— Почему двоих?

— Один — чтобы учить Холли, и тебя заодно. Второй — ему… как это вы называете… для дуэма.

— Под дуэм, — машинально поправляет Синт.

— Под дуэм.

Добрый император, покладистый император. Все продумавший на много шагов вперед император. Хочет создать Холли иллюзию аккалабатской жизни — в лабораторных условиях. Хочешь, детка, — учись летать, хочешь — фехтованию, хочешь мальчика под дуэм — найдем тебе мальчика. Действующая модель аккалабатского дара. Легко выращивается и размножается в неволе. Но я этого не увижу, потому что сейчас я разорву моего любимого императора Хорта на клочки и меня казнят.

— Синт, успокойся. Пожалуйста.

Нет уж, теперь я точно не успокоюсь. Потому что не надо меня в такие моменты гладить по крыльям. Я нервничаю и встопорщиваю перья, что совершенно гибельно для твоих коготков с колокольчиками. Не айкай теперь. Вынимай осторожненько и соси ободранные пальцы. Лезешь вечно, куда не следует, дурья голова. Синт встряхивает крылом и засовывает под него дурью голову властителя Хортуланы. Мерзкий, конечно, план у него, но в том, что Холли одиноко, он прав. Нужно кого-нибудь привезти мальчику, чтобы учили и развлекали.

— Так что, Синт, я, — глухо раздается из-под крыла, — выдвигаю даже более жесткие условия, чем ситийцы. Не просто любые двое, а такие, как нам нужно. А твое дело — уговорить отца. И Элли будет довольна.

Насколько Элли соображает, что происходит в окружающем ее мире, это большой вопрос. Но Холли — ее любимец, и его радость она почувствует. В этом Синт уверен. Поэтому он соглашается.

Хортуланский космический крейсер. Месяц спустя

— Прайди, а куда мы летим? — голос у Неро дрожит от возбуждения. Он никогда в жизни не был на космическом корабле. Ему интересно.

— Хортулана.

— А там хорошо?

Прайду хочется сухо ответить: «Увидишь», чтобы малыш отвязался, но он натыкается на доверчивый взгляд черных глаз и неожиданно для себя самого обещает:

— Я постараюсь, чтобы тебе было там хорошо.

— Ага, ладно, — соглашается Неро и уютно устраивается у него под боком. Так, чтобы одновременно видеть космическую черноту в иллюминаторе и греться под пушистыми крыльями Прайда. Все-таки немножечко одиноко. Неро впервые забрали от матери и отправили непонятно куда.

И как-то неожиданно все получилось. На детском турнире ему вдруг удалось войти в тройку — только в полуфинале проиграл, как и ожидалось, вредному Дар-Халему. Ну и, пока ждали награждения, все остались на арене, а он переволновался — все-таки первый раз — и решил быстренько смотаться в туалет под трибунами. Шагнул в полутемный проход, а там его ухватила за шиворот железная рука лорд-канцлера и поволокла незнамо куда. Он даже со своими не успел попрощаться: отец с матерью были потом на космодроме, но почему-то не подошли — махали руками издали. И мама плакала. Неро опять становится грустно.

— Прайди, а что мы там будем делать?

— Что скажут, — бурчит Прайд и отводит глаза. Почему, демону их под хвост, никто не объяснил малявке, куда и зачем его отправляют? Почему именно я должен сейчас объявить ему, что там он будет развлекать императора Хортуланы, а может быть, и не только его. В меру своих аккалабских способностей. Прайди невольно поеживается и чувствует, что малыш это заметил. Ничего не буду ему рассказывать. Пусть еще день поживет спокойно.

Но Неро не успокаивается.

— А мы надолго, Прайд? Прайди, а?

— Я… не знаю.

Малыш, мне, честное слово, проще кинжал засадить между лопаток любому, за кого сносно заплатят, чем выдавить из себя: «Навсегда», когда ты так доверчиво на меня таращишься. Отличная парочка подобралась — наемный убийца, отслуживший свой срок, слишком много знающий и переставший быть нужным лорд-канцлеру Аккалабата, и этот вот несмышленыш.

Интересно, если мы доживем до альцедо, мне придется его вычесывать? И он подставит мне спину? Мне, Прайду Дар-Акила, которого за километр обходят все порядочные дары Аккалабата. Которому даже руку лишний раз боятся пожать, чтобы не наткнуться на отравленный шип или пропитанную какой-нибудь гадостью перчатку.

Прайди с отвращением разглядывает свои руки. Он помнит всех, кого он отправлял на тот свет по приказу лорд-канцлера Аккалабата, но, хоть убей, он не может вспомнить, когда он в последний раз кого-то вычесывал. Надеюсь, у малыша есть с собой пристойный набор для альцедо.

Неро такая дальняя перспектива, похоже, волнует не очень. Он со все возрастающим интересом таращится в иллюминаторы, пока у него не начинает ощутимо урчать в животе. Тогда он снова обращает жалобный взор на Прайди:

— Прайди, а когда они нас покормят?

— Не знаю, — отрезает Прайди. Сам он, привыкший сутками выслеживать жертву в самых неудобных укрытиях, еще не голоден. Но упорная мелочь продолжает гнуть свое:

— Сходи спроси, а?

Прайд открывает рот, чтобы послать приставалу к демону Чахи, потом закрывает рот и покорно идет туда, где, по его представлениям, находятся их тюремщики, чтобы выяснить насчет обеда.