Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри чемоданчика оказался «монитор» (следователь уже привык к этому названию проекционных экранов; в конце концов, так их называл Артур), клавишная доска, как у печатной машинки, и нечто похожее на электрическую катушку, от которой тянулись два провода. Свободные концы этих проводов Седрик Бруне ловко прилепил к вискам потеющего на круглом стуле без спинки Фигаро, закрепив их вязкой чёрной пастой, которая мгновенно затвердела на воздухе, критически оценил получившуюся картину и едко поцокал языком.
- Мда. Моя бы воля, я б вас Фигаро, отправил к чёрту на кулички. И не фигурально... Ладно, ладно. Я тоже жить хочу. Так что уж напрягитесь, пожалуйста.
Бруне, переваливаясь, точно нелетающий попугай какапо, протопал к столу, сел в мягкое кресло, и, уткнувшись в «монитор», застучал по клавишам.
- Артур! – Крикнул он, доставая откуда-то из воздуха сигарету и зажигая её взглядом, – начинаю настройку!
- А мне что делать? – Фигаро сдерживался изо всех сил, но его голос всё равно прозвучал испуганно.
- Сидеть на месте. И постарайтесь не двигаться, а то...
- Меня разорвёт на куски? – У следователя никак не получалось проглотить вставший поперёк горла ком.
- Нет, – Бруне пыхнул сигареткой, роняя пепел на клавишную доску. – Но настройка займёт больше времени.
- Эти ваши штуки, что вы прилепили мне на голову. Они нагреваются.
- Знаю. Потерпите немного.
- А ещё у меня кружится голова.
- Нервы. Вы пили спиртное?
- Н-н-н-ет. Только позавчера и то...
- Зря. Я бы на вашем месте хлопнул пару стаканчиков. Не так бы страшно было.
Фигаро, которому, наконец, удалось проглотить проклятый ком в горле, уставился на ботинки Бруне, которыми тот лениво болтал под столом. Ботинки были как ботинки; обычные рыжие ботинки, коих миллионы под светом звезды по имени Солнце, но следователю было проще смотреть на них, чем туда, где Великая Четвёрка готовилась к своему ритуалу.
Не круги и пентаграммы, нарисованные мелом на полу и импровизированных стенах (просто листы белёной фанеры поставленные квадратом вокруг колченогого круглого стола), не странной формы восковые свечи, и даже не глиняные плошки с кровью вселяли в следователя ужас – куда там! За свою богатую карьеру он насмотрелся и не на такое. Черепа, кровь, жертвы тёмных ритуалов – всё это могло спровоцировать Фигаро, разве что, на брезгливое «фе».
Но вот Четверо Первых Великих...
Моргана Благая, Первая в маске чёрной птицы, нагая и страшная ведьма с руками перемазанными по локоть в чём-то чёрном, похожем на смолу.
Мерлин Великий, Первый, сын короля-звездочёта и колдуньи, облечённый в свою неизменную мантию, но с лицом закрытым жуткой золотой маской без глазниц, зато с длинным-предлинным острым носом, что превращало Артура в некую дикую пародию то ли на палача, то ли на Пиноккио, который убил всех, включая фею и болтливого сверчка, сделал себе воротник из лисы и отправился на большую дорогу добывать себе хлеб с ножа и пистолета.
Закутанный в алые простыни Абдурахман ибн Хаттаб, похожий в своём странном костюме на чьи-то вынутые внутренности.
...и, конечно же, безумный Абдул Альхазред, старый араб-некромант, говоривший в своих снах с Теми, кого называть нельзя на веки веков, и чьи имена должны быть преданы забвению в мирах, где живут разумные, вменяемые и полноценные человекоподобные существа, в свободных одеяниях из тончайшего белого шёлка, сжимавший в длинных и острых зубах мёртвую сойку.
Они протянули руки над столом...
...соединили свои безымянные пальцы...
(свет мигнул, на секунду погас, а потом загорелся вновь)
...и принялись начитывать неспешный речитатив странными высокими голосами, и голоса их взлетали вверх, ударяясь о стены, причудливо переплетаясь, и падая вниз отголосками неземного и страшного:
-...под чёрным небом чернее чёрного, наше проклятое древо взойдёт чёрной смоковницей, – слышался голос Артура.
-...взойдёт белой смоковницей, мёртвым стволом, сухими лицами, пустыми глазницами, мышью под твердью небес, луной под водами Великой Реки Ануас Стикс Летас Йох Ах`хаарон... – вторила ему Моргана, и стены покрывались инеем от её слов.
-…тварь, ждущая за стеной мира, стяжающая смерть, тяжёлая как медь, чистая как ртуть, честная как нож... – Каркающий хрип – неужели это был голос Абдурахмана ибн Хаттаба? Неужели?
-...Йох-Сотот, Двери Отворяющий, сопутствующий всему, Неназываемый Богохульник, изрыгающий кости богов, Шадор-Путешественник, глотающий звёзды чёрным нутром, пошлите нам чадо своё... – свет ли так лёг, то ли игра теней, то ли чёрное, душное, неописуемое, то, Иное, отбросило сюда свой блик, но вот – надо же! – сойка во рту Альхазреда открыла мёртвый глаз, и пару раз сильно хлопнула крыльями.
- Растущий!
- Приходящий!
- Всеведущий!
- Бесплотный!
-...в наших глазах движение! Наших чаяний отражение! Сотканный из сокровенных нас, откровенных нас, смотри сквозь, приходи из!
Фигаро попытался заткнуть уши, но у него ничего не вышло; ужасающая песнь вливалась, казалось, прямо в его корчившийся на её раскалённых угольях мозг.
«Демон не мог не прийти, – думал следователь, постанывая от боли; его уши начали кровоточить, – он просто не мог не явиться. Эти четверо психопатов почти ничего не понимавших в колдовстве умудрились каким-то образом собрать разрозненные кусочки самых чёрных из известных в то время ритуалов, соединить это всё, подкрепить своими чаяниями, истовым желанием и с размаху ударить этим всем по реальности, да так, что та дала трещину и раскололась, пуская сюда ЭТО. И ЭТО скоро будет здесь снова»
- Кровь на стекле!
- Стекло в крови!
- Золото кипящее в глотке!
- Последних сих, разум отринувших, к тебе призвавших услышь!
- Верных сих, к тебе вознёсшихся – узри!
- Границы миров…
- ПОВЕРГНИ!
- Твердь среди тверди…
- РАЗОРВИ!
- Пред нами...
- ПРЕДСТАНЬ!
- ПРЕДСТАНЬ!
- ПРЕДСТАНЬ!!
Жуткое, нечеловеческое эхо слилось в разрывающем слух резонансе, прокатилось по залу, и замерло вдалеке.
Раскалённые иглы впились в пальцы Фигаро.
Он чувствовал – оно приближалось.
И он уже не увидел, как в центре стола появилась идеально круглая, абсолютно чёрная дыра межпространственной воронки, и как Седрик Бруне с каменным лицом ткнул пальцем в маленькую белую кнопку.
Старшая Рука Первого ударного крыла Серого Ордена сир Монсеррат Кир глубоко вдохнул морозный воздух, и медленно выпустил между плотно сжатых губ струйку белого