hospitalia) и помощи от молний (fulmina auxiliaria). На них указывают и Сенека (N. Q. 2, 49, 3), и Плиний. По мнению Плиния (N.H. 2, 140), некоторые жертвоприношения и некоторые молитвы могли либо задержать молнию, либо получить ее (uel cogi, uel impetrari), и как доказательство он приводит чисто этрусский пример — легенду о Вольсиниях: царь Порсена именно так добился того, что молния поразила чудовище, которое опустошало территорию города. Что касается гостеприимных молний, то в этих случаях Юпитер сам являлся в виде гостя в различных видах небесного огня, что было не лишено опасности, самым известным примером которой в Риме была трагическая смерть Тулла Гостилия.

Критическое рассмотрение этих данных начал Тулин, затем его мощно продвинул Вайнсток. Конечно, не все предлагавшиеся сопоставления с учениями и техническими приемами, существовавшими в Греции или на Ближнем Востоке, в равной степени убедительны, однако нет сомнения в том, что мы здесь имеем дело с «наукой» недавней, авторы которой черпали материал во всех источниках эллинистической эпохи, начиная с Метеорологики, приписываемой Аристотелю, и до болтовни странствующих халдеев. Под этими наслоениями трудно выявить древнее ядро. Даже те данные, которые поначалу казались самыми своеобразными, получили интерпретацию, в которой с приемлемой степенью правдоподобия указывались их источники. Уже Тулин объяснил одиннадцать видов молний[766] как отражение древнего вавилонского зодиака, имевшего одиннадцать знаков, в котором Скорпион содержал то, что позднее образовало Весы, и это было известно и в Греции, и в Великой Греции, судя по Федру Платона (246е) и по диску из Тарента, относящемуся к IV в., а также об этом упоминали многие астрономы: было ли это прямым заимствованием этрусских ученых у вавилонян или это было результатом посредничества греков? В любом случае это заимствование. «Научные» интерпретации трех видов молний Юпитера по их воздействию (quod terebrat, quod discutit, quod urit[767], и т. д.) восходят к греческой метеорологии, которая дает несколько вариантов.

Двенадцать богов Советников (Consentes или Complices), которые помогают Юпитеру, когда речь идет о том, чтобы он изверг второй вид молний, — это отражение древних этрусских представлений. Они смущали римских эрудитов, которые — в выражениях, более подходящих для Высших (Superiores) богов, — иногда называли их этрусскими «Пенатами», что тоже представляется неясным понятием. Во всяком случае, если они древние, то они были истолкованы «по вкусам» того времени. Так, Арнобий (3, 40), — как передает Варрон, — сказал, что они обязаны своим именем тому факту, что «они встают и ложатся спать одновременно, вместе, шесть особ мужского пола и шесть особ женского пола». Эти выражения указывают на систему знаков зодиака, но состоящую из двенадцати элементов, и напоминают египетское учение, в котором четырем элементам предназначаются дважды четыре божественных покровителя, одни — мужского пола, другие — женского[768]. Греки тоже — Евдокс, Платон, — по-видимому, идентифицировали знаки двенадцати месяцев с древним своим представлением о δώδεκα θεοί[769], культ которых существовал в Афинах с конца VI в. и которые торжественно вошли в пантеон в Риме во время лектистерний 217-го года. Что касается представления о богах, советниках великого бога, то здесь аналогий немало. Например, покровительствующие боги (βουλαίοι θεοί) у халдеев и у египтян, причем последние как раз были двенадцатью богами зодиака.

Точно так же обстоит дело и почти со всеми подробностями текстов Плиния и Сенеки, даже в отношении шестнадцати регионов неба, возникших в результате двух последовавших друг за другом делений (осуществленных халдеями и римлянами) неба на квадранты[770]. Но только с появлением богов Высших и Скрытых — мы чувствуем, что прикасаемся к собственно этрусской мифологии судьбы. Однако о них мы ничего не знаем, кроме того, что если их следует отождествить с Пенатами[771], то они — в неизвестном числе и с неизвестными именами — живут в святилище неба.

Можно только согласиться с соображениями, которыми Вайнсток вводит свое доказательство[772]: «В первые века, когда их приглашали в Рим для объяснения знамений, гаруспики не должны были обосновывать то, что они обнаруживали. Однако в эллинизированном Риме ни один римлянин и ни один иноземец уже не могли обсуждать небесные знаки, не зная Метеорологики Аристотеля, не будучи в курсе споров между стоиками и эпикурейцами о предсказании и детерминизме, и т. д. Гару-спики были в состоянии ответить на новые требования, потому что их страна была в не меньшей степени эллинизирована, чем Рим, а также потому, что они всегда стремились «быть в курсе» всего. Этрусские писатели I в. до н. э. были людьми широкой эрудиции и не уступали в этом отношении ни Цицерону, ни Варрону. Тем не менее, одно важное отличие разделяло гаруспиков и теоретиков науки гаруспиков с одной стороны, и римлян — с другой: в то время как греческий ум подготавливал римлян к восприятию многовековой культуры, которая могла их заинтересовать сама по себе, на этрусков греческий ум оказывал влияние только в той мере, в какой он помогал им улучшать и модернизировать их священные книги. И поскольку греки не могли оказать эту услугу в достаточной мере, этруски обратились к писаниям эллинизированных жителей востока».

Могла ли теория молний дать возможность пробиться сквозь эту плотную и пеструю оболочку и различить хотя бы малейшие черты этрусской «религиозности»? Даже это маловероятно. Часто выделяют фразу Сенеки, в которой он противопоставляет научный позитивизм греков мистической теологии этрусков (N. Q. 32, 2): «Hoc inter nos (=philosophos) et Tuscos interest: nos putamus, quia nubes conlisae sunt, fulmina emitti, ipsi existimant nubes conlidi, ut fulmina emittantur; nam cum omnia ad deum referant, in ea opinione sunt, tanquam non, quia facta sunt, significent, sed quia significatura sunt, fiant»[773]. Но противоположность, которую подчеркивает Сенека, касается не контраста между греческой наукой и этрусской религией, а противостояния любой науки и любой религии. Выражение cum omnia ad deum referant, по-видимому, приложимо к любому учению о молнии, и если здесь особо выделено этрусское учение, то это просто потому, что Сенека черпает свои сведения из латинского произведения этруска Цецины. Если бы у него в библиотеке были писания халдеев, то он сказал бы то же самое о них.

В теории о молниях Юпитера, с грозной свитой советников, которая помогает ему при метании второй, и особенно третьей молнии, часто отмечают также одно из проявлений этого деморализующего абсолютного фатализма, которое считают характерным для этрусков: якобы у этрусков человек подавлен и, в конце