бесценно. Флодоардо, заклинаю тебя небом, будь осторожен: во дни твоего отсутствия я не раз с трепетом думал о том, что кинжал этого злодея может оборвать и твою жизнь. Мне многое тебе нужно сказать, мой юный друг, но разговор придется отложить до вечера. На этот час у меня назначена аудиенция с одним знатным чужеземцем, я не могу его не принять, однако вечером…

Его прервало появление Розабеллы: бледная как смерть, она медленно, нетвердым шагом вошла в покои дожа. Увидела Флодоардо – и щеки ее окрасил легкий румянец. Флодоардо встал и поприветствовал ее со сдержанной почтительностью.

– Подожди, не уходи, – сказал дож. – Возможно, через полчаса я освобожусь, а тем временем попрошу тебя развлечь несчастную мою Розабеллу. Она сильно болела в твое отсутствие, и я все еще беспокоюсь за ее здоровье. До вчерашнего дня она лежала в постели, и мне лично кажется, что ей пока еще рано вставать.

Почтенный дож вышел, и влюбленные в очередной раз остались наедине. Розабелла направилась к окну, Флодоардо, помедлив, последовал за ней.

– Синьорина, – начал он, – вы все еще на меня сердитесь?

– Я на вас не сержусь, – пролепетала Розабелла и вся вспыхнула, вспомнив ту сцену в саду.

– И вы простили мне мой неподобающий поступок?

– Неподобающий поступок? – На лице Розабеллы мелькнула улыбка. – Да, если считать его неподобающим, то я полностью вас простила. Умирающим должно прощать тех, кто согрешил против них, дабы и им в свою очередь простились их прегрешения против Господа, – а я умираю, я это чувствую.

– Синьорина!

– Нет, никаких сомнений не осталось. Да, я еще вчера встала с постели, но знаю наверное, что скоро опять слягу и более уже не поднимусь. А значит… значит, я должна попросить у вас, синьор, прощения за обиду, которую вынуждена была вам нанести при нашей последней встрече.

Флодоардо не отвечал.

– Так вы простите меня? Полагаю, вас трудно умилостивить – вы наклонны к мщению!

Флодоардо не отвечал.

– Вы откажетесь пожать мне руку? Или все забыто?

– Забыто, синьорина? О нет, никогда – каждое ваше слово, каждый взгляд запечатлены в моей памяти, их уже не вытравишь. И мне не забыть своего неподобающего поступка, ибо вы были его участницей, все, что с ним связано, для меня свято и драгоценно. Что до прощения, – он взял протянутую ему руку и почтительно поднес ее к губам, – клянусь Небесами, дивная моя синьорина, вы действительно глубоко меня ранили, и мне сложно даровать вам прощение. Но, увы! Сейчас мне нечего вам прощать.

Оба помолчали. Затем Розабелла возобновила беседу:

– Вы надолго отлучались из Венеции, далеко ли лежал ваш путь?

– Далеко.

– Путешествие доставило вам радость?

– Великую, ибо я повсюду слышал хвалы в адрес Розабеллы.

– Граф Флодоардо, – прервала она его, во взгляде читался укор, но голос звучал нежно, – вы намерены снова меня оскорбить?

– Вскоре это уже будет не в моей власти. Возможно, вы догадались, каковы мои намерения.

– Возобновить в ближайшее время ваши странствия?

– Совершенно верно; и в следующий раз я покину Венецию навеки.

– Навеки? – повторила она в исступлении. – Ах нет, Флодоардо! Ах, неужели вы меня бросите? – Тут она осеклась, устыдившись своей откровенности. – Я хотела сказать: неужели вы бросите моего дядю? Уверена, что вы просто шутите.

– Клянусь вам честью, синьорина, что никогда не говорил с большей серьезностью.

– И куда же вы намерены отправиться?

– На Мальту, помочь тамошним рыцарям в борьбе с варварами-корсарами. Возможно, судьбе будет угодно, чтобы я стал капитаном галеры, тогда я назову судно свое «Розабелла», и так же будет звучать мой боевой клич; имя это сделает меня неуязвимым.

– Ах, вы насмехаетесь, граф! Я не заслужила того, чтобы вы столь жестоко играли с моими чувствами.

– Бежать из Венеции, синьорина, я намерен именно потому, что не хочу ранить ваши чувства: мое присутствие может доставить вам несколько неприятных минут. Я не беззаботный счастливчик, вид которого доставляет вам удовольствие; своим отъездом я хотя бы избавлю вас от боли.

– И вы решитесь покинуть дожа, который относится к вам со столь искренним уважением и испытывает к вам самые дружеские чувства?

– Я высоко ценю его дружбу, но она не способна сделать меня счастливым, и даже брось он к моим ногам целые королевства, его дружба все равно не сможет сделать меня счастливым.

– Вам так много нужно для счастья?

– Много – куда более, чем я говорил, бесконечно более. Однако есть одна вещь, способная сделать меня счастливым, и о ней я молил на коленях. – Он схватил ее руку и пылко прижал к губам. – Молил, Розабелла, но мне отказали в моей просьбе.

– Сколь странная настойчивость, – произнесла она неловко, едва понимая, что говорит; Флодоардо же нежно привлек ее к себе и умоляющим тоном прошептал:

– Розабелла!

– Чего вы от меня хотите?

– Счастья!

Миг она смотрела на него в нерешительности, потом поспешно отдернула руку и воскликнула:

– Повелеваю, оставьте меня немедленно. Оставьте, ради бога!

Флодоардо в неистовом отчаянии стиснул кулаки. Склонил голову в знак покорности. Медленным шагом, понурясь, отошел в сторону, переступил порог, повернулся, чтобы проститься с нею навеки. И тут она кинулась к нему, схватила его руку, прижала ее к сердцу.

– Флодоардо! – вскричала она. – Я твоя!

И пала, недвижима, к его ногам.

Глава II

Опасное обещание

Найдется ли на свете еще человек, к которому судьба столь благосклонна, как к Флодоардо? Он одержал победу, услышал желанные слова, сорвавшиеся с губ Розабеллы. Он поднял ее с пола, перенес на софу. Скоро голубые глаза ее открылись, и первым, кого она увидела, стал Флодоардо, опустившийся на колени у ее ног и обвивший одной рукою ее талию. Розабелла поникла головой на плечо того, по ком столько раз вздыхала, кто днем занимал все ее мысли, а ночью часто прокрадывался в ее сны.

Глядя друг на друга в безмолвном блаженстве, они забыли, что смертны; им казалось, что они перенеслись в более счастливый, лучший мир. Розабелле представилось, что комната, в которой она находится, превратилась в рай на земле; незримые серафимы будто бы осеняли своим присутствием и покровительством ее невинную привязанность, и тайну свою она будто бы выдала благодаря Тому, Кто даровал ей сердце, способное к любви.

Такой миг случается лишь единожды на протяжении человеческой жизни. Блаженны те, кто вздыхает в его предвкушении; блаженны те, кому, когда он настал, хватает душевного благородства насладиться им сполна; блаженны даже те, для кого миг этот давно миновал, но упоительность его не угасла, ибо воспоминания о нем – великое