Насильственное продвижение соборных стражников поначалу было не болезненнее булавочных уколов, но постепенно причиняло все больше неприятных ощущений. Он не знал, сколько их, сотня или тысяча. Он не знал, что за оружие против него используют, какие повреждения причиняют. Враги обжигали его нервные окончания и слепили глаза. Там, где они проходили, исчезала боль, пропадали вообще всякие ощущения – и это было хуже всего. Монахи очищали бездушные механизмы машины корабля от его живого присутствия. То, чем он стал, напоминало приятный сон. Теперь этот сон завершался.

Когда он умрет, когда в его внутренностях зачистят все живое, главные функции тем не менее сохранятся. Даже если остановятся без его управляющей мысли двигатели, техники Куэйхи найдут способ их запустить. Они заставят труп служить им, заставят его дергаться, жалко пародируя жизнь. На синхронизацию вращения Хелы и Халдоры уйдут не считаные дни и даже не недели – может понадобиться срок, сравнимый со сроком возведения собора. А когда мертвый корабль выполнит свою задачу, возможно, его сакрализуют, возведут над ним мавзолей.

Стража продвигалась все глубже. Если раньше оставляемые монахами шлейфы бесчувственности совпадали с узкими извилистыми коридорами, то теперь они расширялись, захватывая большие участки анатомии Бреннигена. Такое же ощущение утраты он пережил, когда оставлял на орбите спящих. Но тогда он сам наносил себе повреждения, по собственной воле, и это был необходимый минимум ущерба. Теперь же уничтожалось все подряд, и расползающийся паралич внушал ужас. Совсем скоро – возможно, через несколько часов – эта пустота поглотит все. Он умрет, оставив после себя только автономные процессы.

Но еще есть время что-нибудь предпринять. Капитан уже почти ослеп, но он еще существует – внутри корабля мерцает крошечный шарик разума. Даже будучи стиснут ложементом, капитан получал данные от дронов, которых отправил на орбиту Хелы. Он воспринимал все, что происходило на планете; его разум обрабатывал поступающие с камер импрессионистские фрагменты и воссоздавал целостную картину.

В его чреве, там, куда еще не проникли стражники, хранились три гипометрических орудия, сложнейших, тончайших устройств. Применять такое оружие было нелегко даже в условиях полета с нормальным ускорением – а каково это делать, лежа в яме на боку? Невозможно предсказать, как поведут себя коварные машины, если сейчас пустить их в дело, и сколько выстрелов они успеют сделать, прежде чем сами разлетятся на куски и растерзают корабль. Но для одного залпа они сгодятся, подумал капитан. Нужно только найти для них достойную цель.

Он изменил ракурс наблюдения за Халдорой и усилием воли сосредоточился на обработке потоков данных, в первую очередь на экстраполированном изображении собора, рассматривая его под разными углами и с разных высот. Несколько секунд Бренниген собирал блеклые, неясные, мультиспектральные снимки в единую трехмерную картину и настолько увлекся этим, что забыл о стражниках, терзающих его нутро. А затем перед его внутренним зрением предстала с поразительной четкостью «Пресвятая Морвенна». Он ощущал постоянно меняющуюся пространственную связь с собором, словно их соединяла прочная железная цепь. Он знал, в каком направлении находится гигантская ходячая машина.

Очень высоко над землей, на плоской макушке одной из башен, словно заводные куклы, двигались крошечные фигурки.

Они вышли на посадочную площадку «Пресвятой Морвенны». Здесь стояли два корабля: шаттл, на котором прилетели ультра, и красный раковинообразный шаттл, принадлежавший, как было известно Рашмике, генерал-полковнику медицинской службы. Судя по обилию оплавленных отверстий в корпусе, главные узлы обоих кораблей были расстреляны в упор из энергетического оружия. Было бы время, суда смогли бы восстановиться и улететь с собора. Но как раз со временем дело обстояло хуже всего.

Грилье постоянно прижимал шприц к оболочке скафандра Рашмики. Девушка не знала, способна ли игла проткнуть этот материал и добраться до кожи, но проверять совершенно не хотелось. Она кое-что слышала о мерзких свойствах вируса деус-икс. Возможно, существуют лекарственные средства против него либо даже организм когда-нибудь выработает иммунитет. Но одно не вызывает сомнений: стоит индоктринационному вирусу очутиться в твоей крови, и ты уже никогда не станешь прежним.

– Вы только посмотрите, – воскликнул Грилье с воодушевлением туриста, увидевшего достопримечательность, – отсюда видны выбросы дюз! – Он указывал на две световые дольки – словно скоростное двухполосное шоссе пролегло в небе. – Что бы ни говорили о нашем настоятеле, но он всегда доводит задуманное до конца. Жаль, что Куэйхи не рискнул с самого начала посвятить меня в свой план.

– На вашем месте я бы не любовалась, а беспокоилась, – сказала Рашмика. – До «Ностальгии» отсюда рукой подать. Уверены, что вам нечего опасаться?

– Они даже не рыпнутся, – ответил Куэйхи. – Слишком велик риск задеть вас. Потому-то вы и с нами.

Настоятель, в отличие от Рашмики и Грилье, не надел скафандр. Он передвигался на своей койке, накрытой прозрачным колпаком с дополнительными функциями жизнеобеспечения. Голос настоятеля звучал в динамиках скафандров – все такой же слабый, похожий на шелест бумаги.

– В моем корабле всем места не хватит, – сказал Грилье. – А сам я не рискну убраться отсюда на шаттле ультра. Может, на борту мина?

– Все в порядке, – ответил ему Куэйхи. – Я и об этом подумал.

В глаза ударил свет. Хоть и крепко держал Грилье Рашмику, той удалось поднять голову. На край посадочной площадки опускался третий корабль – такого она прежде не видела. Он был узким и длинным, как стрела, и держался строго вертикально, балансируя на единственной струе пламени. Откуда он взялся? Рашмика была совершенно уверена, что заметила бы его приближение к собору с любой стороны.

– Он тут с самого начала, – проговорил Куэйхи, словно читая ее мысли. – Был встроен в архитектуру собора под нами. Я знал, что рано или поздно этот корабль мне понадобится.

На коленях у настоятеля Рашмика увидела переносной пульт управления. Куэйхи водил над ним сухонькими руками, как спирит над доской Уиджа.

– Это ваш? – спросила Рашмика.

– «Доминатрикс», – вмешался в разговор Грилье, словно это название должно было что-то значить для Рашмики. – Давным-давно этот корабль доставил Куэйхи к Хеле. А потом спас его, когда он сунул нос не в свои дела и крепко влип.

– Да, это не просто корабль, а историческая достопримечательность, – сказал Куэйхи. – А сейчас прошу всех на борт. Некогда предаваться воспоминаниям. Я обещал Хакену быть у фиксатора через полчаса, как только стража доложит о выполнении задачи.

– «Ностальгию» вам не захватить, – прошептала Рашмика.

В борту «Доминатрикс» открылась дверь; комингс находился точно вровень с площадкой. Куэйхи направил к проему свою койку, явно намереваясь первым очутиться на борту персонального судна. Рашмика встревожилась: не решил ли настоятель улизнуть в одиночку, бросив остальных на соборе? Все эти разговоры о страховке и предосторожности запросто могут оказаться ложью. У себя в покоях настоятель заявил, что закончилась одна эпоха и началась другая. Что, если прежние договоренности уже не принимаются им в расчет, как и просто доводы здравого смысла?