И наконец, в мае 1927 года, М. Н. Тухачевский поставил вопрос о своем уходе из Штаба РККА.

«Начальник Штаба РККА

8. V.1927

Народному Комиссару по Военным и Морским Делам

Тов. Ворошилову.

Рапорт.

Тщательно взвесив обстановку и условия работы Штаба РККА, ходатайствую об освобождении меня от занимаемой мною должности.

Настоящее ходатайство вызвано причинами, о которых я Вам уже докладывал неоднократно, а именно:

1. Непримиримые противоречия создавшиеся между Штабом РККА и ГУРККА (в лице Начальника последнего т. Каменева) служащие основным стержнем вокруг которого ненормальность взаимоотношений вышла далеко из круга соприкосновения этих двух учреждений. В связи с этим (главным образом) Штаб РККА не является основным органом в руках Реввоенсовета по объединению работы всех Центральных Управлений, каковым он должен быть на самом деле.

2. Несмотря на отданные Вами приказы, подбор и продвижение штабных работников не идет под руководством Штаба РККА. Помимо Штаба проводятся изменения даже в мобилизационных предназначениях вплоть до командующих армиями и округами. Такое положение не позволяет Штабу РККА выполнять одну из основных своих задач по подготовке штабов и высшего командного состава к военным действиям. Полная неопределенность отношений Штаба РККА к Военной Академии и КУВКСу усугубляет это положение.

3. IV-е Управление Штаба фактически не находится в подчинении Начальнику Штаба. Между тем на последнем лежит полная ответственность за реальную проработку плана войны, что возможно лишь при правильной оценке сил и намерений возможных противников.

4. Крайне ненормальное положение, создавшееся для Штаба РККА в вопросах подготовки страны к обороне, каковые являются, в аппарате Наркомвоенмора, одной из основных задач Штаба. Главнейшие вопросы соответствующей организации проведены без доклада Начальника Штаба и наконец, в Вашем Секретариате образовалась ячейка своего рода дополнительного штаба по вопросам обороны страны.

Все вышеизложенное создало обстановку исключающую нормальную работу Штаба РККА. Лично я, со складом моего характера, не могу оставаться его начальником. Дальнейшее мое пребывание в этой должности неизбежно поведет к ухудшению и дальнейшему обострению создавшейся обстановки.

Тухачевский»42.

Вскоре последовало и заявление «об уходе по собственному желанию».

«Наркомвоенмор т. Ворошилову.

В соответствии с происшедшим сегодня разговором, прошу освободить меня от занимаемой должности. Тухачевский. 5. IV. 1928 г.»43.

Таким образом, хотя формально М. Н. Тухачевский подал заявление об уходе сам, но по сути это был уход добровольно-вынужденный. Более подробно этот вопрос разбирал Л. Самуэльсон44, поэтому останавливаться на нем далее нецелесообразно.

После этого М. Н. Тухачевский был назначен в Ленинград.

Таким образом, фрагмент «показаний» М. Н. Тухачевского на следствии в 1937 году в части, касающейся недовольства «своим положением», имеет видимость правдоподобия. Он мог быть недоволен и «своим положением», и «отношением… со стороны руководства армии». По крайней мере, для этого имелись определенная почва и основания. К тому же его отправили из Москвы на периферию, хотя такая тасовка кадров была совершенно нормальной практикой в РККА.

Или же следователи НКВД в 1937 году априори предполагали, что в 1928 году М. Н. Тухачевский по определению не мог не быть недовольным всем вышеобозначенным – а какое бы то ни было мнение самого М. Н. Тухачевского на этот счет ими в расчет не принималось.

Однако обращает на себя внимание то обстоятельство, что если в 1928 году у М. Н. Тухачевского и были какие-то поводы для гипотетического недовольства, то они касались вопросов организации работы Штаба РККА. Причем те проблемы и трения, о которых говорил в своих докладных записках М. Н. Тухачевский, были отчасти неизбежным и естественным результатом того, что армия в то время находилась в процессе реформирования и выработки наиболее оптимальных механизмов работы, а в этом случае всякие накладки и трения неизбежны.

Тогда как события, произошедшие в 1928 году во ВПАТ – головном высшем учебном заведении, готовившем для РККА политический состав, то есть комиссаров, были совершенно иного порядка и возникли по абсолютно другому вопросу.

Таким образом, из прямого текста показаний М. Н. Тухачевского от 1937 года следует, что он, обидевшись на армейское руководство по поводу того, кто должен заниматься разработкой уставов, абсурднейшим образом сублимировал свое недовольство в теме… взаимоотношений командного и политического состава. В огороде – бузина, а в Киеве – дядька!

Во ВПАТ действительно в 1928 году случился казус – выступление части слушателей академии против перехода к единоначалию.

Корни этого конфликта – в сложившейся в РККА еще в самом начале Гражданской войны практике приставления к привлеченным на службу в РККА военным специалистам комиссаров в качестве своего рода «надзирателей», или, как тогда иногда говорили, «архангелов», причем эти «архангелы» были, по сути, главными, поскольку в конечном счете за все происходящее в своей части отвечали именно они45.

Однако уже в ходе Гражданской войны обозначилась обратная тенденция к постепенному отходу от этой практики коллективного руководства, которая имела и свои очевидные минусы, и к переходу к единоначалию, когда отдельным командирам дивизий – коммунистам стали предоставляться и права комиссаров, а бывшие военкомы становились при них заместителями по политической части.

Фактически единоначалие было установлено в 1921 году в Военной академии РККА – так, М. Н. Тухачевский, в отличие от своего предшественника А. Е. Снесарева, имел при себе уже не комиссара, а помощника по политчасти46.

Более активно этот процесс обозначился с середины 1920-х годов по мере роста, с одной стороны, военной квалификации комиссаров, которые получали соответствующее образование и переходили на командные должности, с другой – по мере увеличения коммунистической прослойки среди комсостава и вовлеченности его в политическую работу. Таким образом, в РККА стал образовываться и постепенно расти слой людей, способных взять на себя одновременно и военное, и политическое руководство. В 1924–1925 годах ЦК РКП(б) постановил признать целесообразным принципом строительства РККА единоначалие.

Непосредственным поводом для своего рода «бунта» в Толмачевке послужило очередное заседание Политбюро ЦК от 12 мая 1927 года, на котором рассматривался, в частности, вопрос «О политруководстве в Красной армии». Было признано необходимым значительно расширить практику введения единоначалия в неполной форме, когда за командиром закреплялись строевые, административные и хозяйственные вопросы, за комиссаром – партийно-политическое руководство, но при этом он освобождался от повседневного контроля за перечисленными видами деятельности командира. Также была подтверждена необходимость внедрения полной формы единоначалия, когда командир одновременно совмещал и функции военного комиссара, а последний превращался в его помощника по политчасти.