И все же Джулиус не волновался, хотя весной 1641 года парламент продолжил свою мрачную деятельность. Парламенты перечили королям веками, едва представлялась возможность; они низвергали фаворитов и даже лишали монархов любовниц! Пусть ситуация была скверная, но вряд ли безнадежная. Странно, но причиной беспокойства Джулиуса оказались не деяния великих парламентских мужей, а дела много меньшие, касавшиеся его скромного прихода Святого Лаврентия Силверсливза.

Все началось вскоре после созыва парламента. Джулиус живо помнил этот день, потому что тогда же освободили Уильяма Принна и безухого пуританского героя победоносно сопровождала по улицам огромная толпа. Крики еще звенели у Джулиуса в ушах, когда тот обнаружил у двери Гидеона Карпентера. Он удивился еще сильнее, когда гость, не сводя с него глаз, протянул большой бумажный свиток и спросил:

– Не угодно ли подписать?

– Подписать – что? – осведомился Джулиус.

– Петицию. Мы собрали почти пятнадцать тысяч подписей. Это насчет упразднения епископов и всех их дел под корень. – И Гидеон показал созвездие собранных подписей.

Джулиус слышал об этой петиции. Инициатором был Пеннингтон, неистовый пуританин из муниципального совета; пламя раздули агенты пресвитериан-шотландцев, недавно прибывшие в город, и подписались многие ненавистники Лоуда и его Церкви. Но как бы ни ссорились король и парламент, Джулиус не мог представить, чтобы Карл соизволил хотя бы взглянуть на такой документ.

– Зачем вы принесли мне это? – спросил он и получил еще один обескураживающий ответ.

– Вы не оставили мне шанса, когда секли, – спокойно произнес Гидеон и пристально взглянул на него. – Но я вам даю.

Шанс? О чем толкует этот угрюмец?

– Несите кому-нибудь другому, – отрезал Джулиус.

Однако удивляться не перестал. Дать ему шанс – странное выражение. Вскоре он узнал и другое.

Неугомонный парламент собрался осудить Страффорда, но юридические основания были невразумительны. «Мы обвиним его вообще в преступлениях, а король должен подписать смертный приговор». Лондонский Сити добавил изящный штришок: «Никаких ссуд, пока ему не снесут голову».

Король Карл уперся. В апреле, находясь в гуще этих событий, когда у Вестминстера собралась толпа, хотевшая выразить свои чувства, Джулиус повстречал Гидеона. Не желая показаться невежливым, он заметил, что о Страффорде можно думать все, что заблагорассудится, но дело вряд ли дойдет до казни. Король этого попросту не допустит. К его удивлению, Гидеон спорить не стал, а просто улыбнулся и спросил:

– А который король?

– Как – который? Гидеон, король один.

Но тот покачал головой:

– Теперь их два. Король Карл во дворце и король Пим в палате общин. – Он усмехнулся. – И мне сдается, мастер Дукет, что король Пим это допустит.

Король Пим? Парламентский лидер. Джулиус впервые слышал такую формулировку и нашел ее отвратительной.

– Следите за языком, – предупредил он.

Однако уже на следующий день Джулиус увидел на Чипсайдском кресте печатный плакат с жирным заголовком: «Король Пим речет…» А за неделю услышал это с десяток раз. Гидеон оказался прав. Через месяц под нажимом парламента и не имея средств король Карл был вынужден уступить. Страффорда казнили на Тауэр-Хилле.

Но Джулиусу предстояло усвоить последнее и страшное слово.

За лето мало что изменилось. Король Пим уверенно заседал в своем парламенте. Король Карл предпринял одиночную и тщетную вылазку на север, где попытался договориться с шотландцами, но пресвитериане уперлись. Тем временем братья Дукеты занимались своими делами, которых хватало. Джулиус с его скромным семейством приехал на лето к Генри в Боктон, прихватив из прихода нескольких женщин с детьми убирать урожай, включая, странное дело, жену и детей Гидеона. В безмятежной кентской глубинке сдружились даже сэр Генри и малютка Обиджойфул, смешно ковылявший на солнышке.

Однако после возвращения в Лондон наметились новые невзгоды. Только-только пришли известия о беспорядках в Ирландии. Людей убивали, имущество жгли. Короли Пим и Карл согласились, что нужно бросить войска на усмирение мятежной провинции. Правда, на том их единение и закончилось.

– Армию возглавлю я, – заявил король. Так всегда и поступали монархи.

– Ни в коем случае, – возразили парламентарии. – Мы не собираемся платить войскам, которые король наверняка обратит против нас.

Затем парламент усилил нажим:

– Недостаточно ограничить короля, ибо он всегда может нанести ответный удар. Мы должны иметь над ним власть.

Короче говоря, король Пим должен был сделаться выше короля Карла. С каждой неделей выдвигались все более радикальные предложения:

– Армия должна подчиняться только парламенту.

– Надо бы и с министрами разобраться!

А пуритане из числа парламентариев добавляли ожидаемый пункт:

– И чтобы больше никаких епископов!

К ноябрю Гидеон уже собирал подписи под новой петицией.

– На этот раз мы соберем двадцать тысяч…

У Вестминстера постоянно колыхалась огромная толпа, которую Пим и его окружение не собирались успокаивать.

Однажды вечером Генри сообщил Джулиусу:

– Я говорил с парламентариями из тех, кто повменяемее. Им тоже перестает нравиться происходящее. Они хотят управлять королем, но считают, что Пим ведет их к власти толпы. И они предпочли бы как-то поладить с королем, чем идти этой скользкой дорожкой.

В конце месяца, когда Пим со своими приспешниками провел через парламент Великую ремонстрацию, включившую все их радикальные требования, многие были против, и перевес оказался мизерным.

– Пим зашел слишком далеко, – констатировал Генри. – Если он не научится умеренности, то впредь ему большинства не собрать.

Такие же сомнения возникли у многих городских олдерменов и зажиточных семейств.

– Уорды избрали муниципальный совет, где сплошь смутьяны и радикалы…

Как будто в подтверждение их страхов, через несколько дней после Рождества у Вестминстера взбунтовалась большая толпа подмастерьев, которую пришлось разгонять войсками. И тогда Джулиус впервые услышал слово, вскоре ставшее для него символом ужаса.

– А знаешь, как называли вояки ремесленников, пока гнали их за Уайтхолл? – осведомился Генри. – Большинство этих парней были коротко стрижены, вот и вышли круглоголовые. – Он рассмеялся. – Круглоголовые! Так оно и есть.

За несколько дней пятьсот молодых джентльменов из «Судебных иннов» предложили королю Карлу свои услуги по поддержанию порядка. Собрать городское ополчение согласился даже муниципальный совет – лишь бы сохранить мир.

Влиятельные люди всех мастей как раз начинали разочаровываться в оппозиции монарху, когда Джулиус, сидевший над бухгалтерскими отчетами в большом доме за Сент-Мэри ле Боу, был удивлен шумным вторжением. Брат распахнул тяжелую дубовую дверь гостиной и закричал: