с камней и подошла к тому месту, где был купол. Попыталась ощупать его рукой и сразу поняла, отчего Рюрик так беспокоился. Преграда стала еще тоньше и мягче, как будто медленно испарялась. Если Ястребы сюда явятся, им с Ульвином даже негде спрятаться. И Гвен вдруг разозлилась. Да кто они все такие: Рюрик, и Ястребы, и все прочие! Она же волшебница, дочь волшебницы, и ничего, что у нее отобрали чайку, – она всю жизнь училась копить аниму, это ее работа, ее дело.

Гвен выпрямилась и закрыла глаза. Главное – уверенность. Рюрик сказал, что любовь вызывает всплеск анимы, и был прав, хоть он и мерзавец, конечно. Гвен не могла вспомнить, как ощущалась любовь к маме, она и лица-то ее не помнила, но Ульвин был тут, такой отличный источник анимы все время был тут, и она прижала его к себе, позволила этому пугающему и хрупкому чувству наполнить ее до краев. Нежность, и радость быть вместе, и желание быть ближе, и защищать, и смешить. Ну и что, что он постарел: он, кажется, в глубине души все тот же. Если их всех опять захватят, Ульвин потеряет память, и ему будет очень грустно, никто не создаст ему гигантский желудь и стопку мягкой одежды для сна. Гвен шмыгнула носом, нагнулась и поцеловала Ульвина в седую макушку.

Тот ухнул и зажмурился. Все вокруг осветилось, и Гвен почувствовала это каждой клеткой своего тела: любовь, которая не стареет и не меняется от времени. Анима вспыхнула ярче, Ульвин восхищенно зарокотал, и Гвен изо всех сил пожелала выбраться отсюда с ним вместе, спасти его от птиц и убраться в безопасное место.

Главное – уметь желать изо всех сил. Гвен вдохнула соленый воздух и закрыла глаза, точно представляя то место, куда хочет попасть. По векам ударил свет, ветер исчез, и Гвен открыла глаза.

Она стояла в зале Рюрика. Переместиться ей удалось, и это было так себе удовольствие – будто тебя протаскивают сквозь что-то очень горячее и бесплотное. Кажется, это заняло больше времени, чем казалось Гвен, – в окна зала уже сочился слабый утренний свет. Рюрик сидел на полу, напротив него сидел сонный встрепанный Ивар, а между ними лежала чайка. При виде Гвен они подскочили.

– Привет, – зловеще сказала Гвен и успокаивающе похлопала нервно скребущегося Ульвина через одежду. – Чайку. Сюда. Быстро.

Рюрик молниеносно схватил чайку и отбежал подальше. Двигался он восхитительно: как лучшие игроки в Селении. Гвен на секунду отвлеклась, представив, каково было бы с ним драться, и тут же сосредоточилась снова.

– Что, не смогли меня обокрасть? – злобно спросила Гвен. – Если бы смогли, вы бы тут не сидели.

Она кинула взгляд на Ивара. Тот в ответ потрясенно уставился на нее – не ожидал такого эффектного появления. От этого взгляда Гвен с вновь уверовала в свои силы, выбросила вперед руку и передала ладони немного анимы. Получилось идеально: она давно не пользовалась магией, но такие вещи не забываются. Волшебники могут перемещать предметы, не касаясь их, – и чайка вылетела у Рюрика из рук, пронеслась по комнате и упала в ладонь Гвен. Рюрик затравленно уставился на нее.

Анима, похоже, на этом кончилась: Гвен почувствовала ужасную слабость, как будто из нее все кости вынули. Чтобы этого не показывать, она шагнула назад и, не отводя от Рюрика глаз, начала пятиться к входной двери. Делать в этом тереме ей больше нечего.

Никто ее не остановил, и Гвен, дернув на себя тяжелую створку, выскользнула за нее. И тут же села – ноги не держали. На улице было очень холодно. Приближался унылый серый рассвет, с неба сыпались какие-то замерзшие пылинки.

«Снег», – вспомнила Гвен, без сил прислонившись головой к стене. Рюрик, к счастью, за ней не побежал – припугнула она его своей мощью.

Ульвин выбрался у нее из-за пазухи и взобрался на плечо. Гвен не пошевелилась, сидела, прижимая к себе чайку. Так вот как себя чувствовали игроки, которые иссыхали, потратив все, вплоть до искры жизни.

И кстати, об игроках. Гвен с трудом приоткрыла глаза и посмотрела в сторону берега. Сотни человек, вечером сидевших у костров, лежали на земле, и ей стало очень страшно: что, если они не спят, что, если они все замерзли за ночь? Она встала и побрела в сторону берега.

Гвен оказалась не первой, кто дошел туда. Краем глаза она вдруг увидела что-то темное и встряхнула головой – наверное, от усталости со зрением плохо, – но нет, черное пятно было на месте. Оно все росло и росло, а потом из него начали выходить люди.

И это были не Ястребы, а игроки в одинаковых формах и со стрижеными головами. Гвен сонно уставилась на них. И парни, и девчонки, многие – совсем мелкие дети. Они вылезали из темноты один за другим, строго организованными четверками, а во главе их шли двое, которых Гвен узнала сразу, настолько одинаковыми они выглядели. Близнецы, дети Барда.

– Тройка, – пролепетала она.

Как зовут второго, она не знала, но различить их было очень просто: тот, что любил сражаться, был с разбитым носом и лютыми глазами, а Тройка – идеально чистенький, с прохладным, почти доброжелательным взглядом.

– Здравствуй, – кивнул Тройка и подошел ближе.

За его спиной все вылезали и вылезали ряды игроков. Откуда он их столько набрал?

– Мы триумфально прошлись по деревням, – спокойно сказал он. – Как видишь, зря не присоединилась.

От него веяло холодом, и Гвен сильнее прижала к себе чайку. Ульвин у нее на плече нервно перебрал лапами.

– А откуда у вас анимус? – пролепетала она.

Тройка скупо улыбнулся. Он выглядел повзрослевшим, спокойным и очень, очень уверенным в себе.

– Оказалось, его легко накопить, когда нет Ястребов, забирающих все в игровые трофеи, – пояснил он. – Он дает много сил, можно даже не спать! Мы прошлись по соседним деревням пешком, но драк было столько, что накопили много и быстро. Тогда я попробовал перемещаться – я очень умный, – и быстро довел это умение до совершенства. Мы не спим уже два дня – перемещаемся, деремся, забираем новых игроков с собой. – Он посмотрел на Ульвина и с любопытством наклонил голову. – Какой интересный облезлый зверь. Если это на обед, могла бы поймать кого-нибудь посвежее.

– Какой попался, – пробормотала Гвен, сняла Ульвина с плеча и сунула за пазуху. Тройка продолжал смотреть на нее своими прозрачными глазами, и Гвен прибавила: – Это моя грелка. Он не для еды, я им обогреваюсь. Холодно же.

– Это мудро, – похвалил Тройка.

Брат, угрюмо стоящий