на пределе слухового восприятия, что меня никто не уполномочивал единолично от имени земли выступать и что у них — вместо популистских лозунгов — имеется целый список конкретных предложений по видам и способам той помощи, в которой земля остро нуждается и которую ей могла бы предоставить вторая высокая сторона не мной, между прочим, организованных переговоров.

Только я успела напомнить ему, что все свои карты открывает либо успевший все тузы к рукам прибрать, либо полный дурак, как прямо у меня перед глазами замаячила Светка, подпрыгивая во все стороны, чтобы поле зрения мне перекрыть, уцепившись мне в руку и давя на нее, как на рычаг, чтобы назад к двери меня развернуть. Где сделала мне страшные глаза и зашептала, стреляя ими по сторонам, что, мол, если уж занесло к нам одного из падших слуг господних — а по виду так и не скажешь, с первого взгляда за вполне приличного человека сойдет! — то перечить ему прямо в лоб не надо, а то немыслимые кары накликать можно. На детей.

Окончательно рассвирепев от очередного акта пресмыкательства перед всеми без разбора небожителями, я открыла ей глаза на то, что не сами одни слуги заоблачного дома пали, а их другие, коллеги по службе, завалили, а потом еще и не ими созданную землю заграбастали, как мародеры последние — Светка охнула, прихлопнула выпученные глаза руками и забормотала из-под них, что всегда знала, что враг человеческий кого угодно может с пути праведного сбить. Особенно тех, кто сам к нему пристает.

Ну, все.

Аккуратно отодвинув ее в сторону, я открыла дверь и наконец-то ушла.

И не домой, между прочим, а на работу. У Светки на даче Киса по нашему договору на веранде отсиживался, и в офисе, в отличие от дома, не сможет постоянно у меня в кабинете крутиться — а мне, популистке общепризнанной, нужно было проанализировать полученные сегодня свыше сведения и наметить пути завтрашнего продолжения.

Просто ждать я никого и ничего больше не буду!

А вот в прошлом покопаться придется.

Во-первых, чтобы не засветить настоящее. Провокатор он явно маститый — похоже, не одну собаку съел на том, как собеседника из себя вывести, чтобы у того в запале язык развязался.

И, кстати, нужно повнимательнее присмотреться, как он это делает — а потом можно и до Стаса дозваниваться.

Во-вторых, одну слабину я у олимпийского гонца, вроде, нащупала — когда речь о создании земли зашла, у него прямо глаза поволокой затянуло. И хотя о преследуемых при этом целях он так ничего и не сказал, но просто напрашивался на повод похвастаться. Договорились — завтра он его получит. На земле давно известно, что на хвастуна не нужен нож — в приступе самолюбования он сам все выбалтывает.

В-третьих, не мешало бы поподробнее остановиться на разногласиях победителей и побежденных. Не во вселенском масштабе — там они меня не интересуют. Но если эти две стихии уже однажды на земле схлестнулись, то повторения нам здесь точно не нужны. Если знать, на какие кнопки у них давить, то можно попробовать их снова друг на друга замкнуть и направить в более подходящие для выяснения отношений титанов просторы. А там пусть хоть вечно друг друга в мелкие клочья рвут. Главное, что от земли отвяжутся.

И наконец, нужно хотя бы попытаться выяснить, как же победители все-таки его завалили. Вот это, наверно, будет самое сложное — о своих поражениях и, главное, об их причинах никто говорить не любит. По себе знаю. Но нам совсем не помешает разведать, какими силами и средствами располагают захватчики и какой тактикой и стратегией они оперируют. Чтобы адекватными своими на них ответить — с одной стороны. А с другой — знать уязвимые места союзника не менее жизненно важно, чтобы не подвел в самый критический момент. Это если мы о предполагаемом союзе договоримся. А если нет — чтобы вывести его из строя до того, как он на противоположную сторону переметнется.

Я решила, что для следующего раунда переговоров этого списка вопросов должно хватить. Вот сомневаюсь я, что у мелких он и конкретнее, и масштабнее получился!

У них хватило нахальства переглянуться на следующий день с явным сомнением на физиономиях, но — к их счастью — молча. И так же молча потянулись они к выходу из Светкиной гостиной, как только туда явились Татьяна со своим конвоиром. Татьяна тут же испуганно округлила на меня глаза — я ткнула пальцем в спину мелким, и она ринулась вслед за ними.

— Сегодня мы не будем отвлекаться! — полностью удовлетворенная началом решающего дня, перевела я палец на отвоеванный источник нужной мне информации.

Взирающий на все происходящее с крайним любопытством.

И прищуром, плохо маскирующим насмешливый блеск в глазах.

— Ни в коем случае! — одобрительно закивал он головой. — Я и сам собирался прямо с самого начала вернуться к тому сопротивлению, о котором вчера упоминалось. Так что конкретно имелось в виду?

Так, похоже, только что прояснился нулевой пункт в моем списке — потенциальный союзник оказался все-таки вражеским лазутчиком. А значит, сразу переходим к последнему вопросу — как его нейтрализовать до нанесения сколько бы то ни было значимого урона.

— Вам явки, имена, пароли, адреса мест, где передовые отряды готовятся сразу выдавать? — с готовностью подалась я вперед. — В какой последовательности?

О, отступил. Пусть только на шаг. Пусть только в поисках стула. Но ухмылку-то с лица стерло!

— Кому — вам? — снова взялся он Ваньку валять, усевшись и сложив руки на груди. — Как бы нам определиться, когда разговор ко мне обращается, а когда меня много становится?

Ладно, возвращение к началу моего списка меня тоже устраивает — сейчас мы посмотрим, кто кого из себя выведет, а кто кого — на чистую воду.

— У нас на земле, знаете ли, не принято к незваным гостям на ты обращаться, — растянула я губы в самой лучезарной улыбке.

— Какие печальные перемены! — изогнул он свои в самой горькой гримасе. — В мое время здесь только такое обращение и было принято. И меня сюда всегда звали, — добавил он с самым тяжким вздохом.

Так, пока ничья. Но на преданья старины глубокой уже опять намекает.

Но еще не напрашивается.

Значит, добавим печали в перемены — чтобы светлые воспоминания на контрасте вообще всеми цветами радуги заиграли.

— А вот сейчас мы только близким людям тыкаем, — заверила я его, разведя руками. — И иногда даже тычем в них … чем-нибудь — от избытка чувств.

— А-а, это