Польшей, он вернул свою любовь в Саксонию, украсил Дрезден, наполнил себя пивом и истощил любовниц; он добавил оскорбление к оскорблению, взяв только одну из них из польских красавиц. В конце своего правления он планировал разделить Польшу между Австрией, Пруссией и Саксонией, но умер (1 февраля 1733 года), так и не успев осуществить это преступление. На смертном одре он сказал: "Вся моя жизнь была одним непрекращающимся грехом".14 In morte veritas.

В период междуцарствия, наступившего во время сбора избирательного сейма, французские эмиссары щедро раздавали деньги, чтобы склонить депутатов к реставрации Лещинского. После своего низложения Станислас жил в мире и надежде в Эльзасе. В 1725 году его дочь Мария стала королевой Франции, выйдя замуж за Людовика XV; теперь Людовик ожидал, что его тесть, взойдя на престол, будет следовать французской политике, направленной на объединение Польши с Пруссией и Турцией в кордон вокруг Австрии. Чувствуя, что такой союз ослабит Россию в ее неизбежных конфликтах с Турцией и Пруссией, русское правительство отправило в Варшаву рубли, чтобы предотвратить избрание Лещинского. Ливры перевесили рубли, и 10 сентября 1733 года Лещинский стал королем Польши Станиславом I.

Меньшинство отказалось признать его избрание и перешло под защиту русской армии, которая продвинулась до Вислы и провозгласила саксонского курфюрста королем Польши Августом III (6 октября). Так началась Война за польское наследство и первое решительное вмешательство России в польские дела. Станислас искал польскую армию для своей защиты, но таковой не существовало лишь на бумаге; он бежал в Данциг и обратился за помощью к Франции. Французское правительство возглавлял кардинал Флери, которому война с далекой Россией была не по нутру; он послал отряд из 2400 солдат; русские с двенадцатью тысячами человек разгромили его. Станислас бежал из Данцига и удалился в Лотарингию. В январе 1736 года он подписал отречение от престола; в июле королем был признан Август III.

Но он не больше, чем Лещинский, подходил для руководства страной, в конституции которой был заложен хаос. Некоторое время он сотрудничал с Чарторыйскими в попытках положить конец liberum veto; Потоцкие неоднократно использовали вето, чтобы сохранить его; Август сдался, утешился в Дрездене и редко посещал Польшу. Коррупция продолжала существовать и процветать; не в силах остановить ее, король разделял ее, продавая должности тому, кто больше заплатит. Магнаты контролировали суды и вооруженные силы; они вели прямые переговоры с иностранными державами и получали от них субсидии.15 Франция, Австрия, Пруссия, Россия маневрировали, пытаясь понять, кто из них сможет извлечь наибольшую выгоду из неизбежного распада польского государства.

До и после смерти Августа III (5 октября 1763 года) борьба за право назвать имя и править его преемником велась с помощью всех дипломатических приемов, вплоть до грани войны. Потоцкие умоляли о создании постоянной армии в 100 000 человек для защиты Польши от иностранного господства. Чарторыйские смирились с протекторатом России и вели переговоры с Екатериной II. Россия требовала права на защиту греческого православного меньшинства в Польше и напрягала память, чтобы вспомнить, что восточные польские провинции были отняты у России Святым Владимиром (956?-1015) восемьсот лет назад. Франция предпочитала, чтобы преемником Августа III стал его сын; если Россия овладеет Польшей, вся структура французской внешней политики на Востоке рухнет. Фридрих Великий, только что завершивший семилетнюю ожесточенную войну с Францией и Австрией, нуждался в дружбе Екатерины, с чьего разрешения он избежал катастрофы; он согласился поддержать ее кандидата на польскую корону; более того, он подписал с ней (n апреля 1764 года) договор, тайно обязывающий их обоих противостоять любым изменениям в конституции Польши или Швеции, чтобы увеличение королевской власти не сделало одну или обе эти страны опасно сильными; они предложили защищать хаос во имя свободы. Чарторыйских умиротворило обещание Екатерины ограничить liberum veto после восстановления стабильности, а также выбор ставленника Чарторыйских в качестве кандидата на престол. 7 сентября 1764 года единогласным голосованием сейма, убежденного рублями и русской армией, находившейся всего в трех милях, Станислас Понятовский был избран королем.

111. PONIATOWSKI

Он родился в семье Станисласа Понятовского-старшего, краковского воеводы, и Констанции Чарторыйской 17 января 1732 года. "Я был воспитан очень строго, - рассказывал он мадам Жеффрин, - матерью, подобной которой в наши дни почти нигде не встретишь, а мой отец только поучал меня своим примером".16 В возрасте шестнадцати лет он начал много путешествовать. В 1753 году он пленил мадам Жеффрин, ее салон и почти весь Париж своей фигурой, манерами и молодостью. Несколько лет спустя, следуя моде того времени, он написал автопортрет, который вполне соответствовал действительности:

Я была бы довольна своей фигурой, если бы только была на дюйм выше, ... и мой нос был бы менее крючковатым, а рот немного меньше. С этими оговорками я считаю, что мое лицо благородно и выразительно, а фигура не лишена выдающихся черт. ... Моя близорукость часто заставляет меня выглядеть неловко, но только на мгновение. На самом деле я скорее склонен оскорблять противоположной крайностью - слишком надменным поведением. Отличное образование позволяет мне скрывать свои умственные и телесные недостатки, так что многие люди, возможно, ожидают от меня большего, чем я могу с готовностью дать. У меня достаточно ума, чтобы принять участие в любой беседе, но недостаточно, чтобы говорить долго и часто. Однако моя природная симпатия и дружелюбие часто приходят мне на помощь. У меня есть природная склонность к искусству. ... Моя леность не позволяет мне продвинуться в искусстве и науках настолько далеко, насколько я хотел бы. Я работаю либо слишком много, либо совсем не работаю. Я хорошо разбираюсь в делах, ... но очень нуждаюсь в добром совете, чтобы осуществить любой свой план. Я очень впечатлительна, но гораздо больше страдаю от горя, чем от радости. Я первая впадаю в депрессию. ... Когда я люблю, я люблю слишком страстно. ... Я не злопамятна. Хотя в первый момент раздражения я могу желать отомстить своим врагам, я никогда не в состоянии осуществить свое желание; сострадание всегда остается между ними".17

То, что он так хорошо видит и выражает себя, говорит о том, что Понятовский был рожден скорее для того, чтобы думать и писать, чем для того, чтобы планировать и делать. Он встречался с Монтескье и читал Вольтера; он приобрел интеллектуальный лоск и тонкость французского общества вместе с некоторой долей той "чувствительности", которая нашла свое выражение в Руссо. Он был чрезвычайно чувствителен к женщинам и считал, что то, что они дают ему душой и телом, не имеет цены.