Кроу, вернувшиеся из набега с лошадьми, оказавшись около своего лагеря, стреляли из ружей в воздух, а затем проезжали вокруг лагеря, распевая песни и демонстрируя уведенных скакунов. Во время парада на спинах разведчиков были надеты волчьи шкуры. Ночью все члены отряда собирались в палатке предводителя, куда приходили молодые женщины и садились позади них. Воины пели, после чего женщины забирали часть приготовленной для пира еды и уносили ее домой. Вернувшийся из рейда отряд проводил последнюю ночь в окрестностях лагеря. Утром следующего дня, оказавшись на расстоянии слышимости ружейных выстрелов, воины стреляли в воздух и издавали определенные кличи. Добравшись до границ лагеря, они посылали вперед бойца, посчитавшего в бою «ку», чтобы собрать барабаны для каждого из членов отряда. Тем временем женщины, несущие захваченные скальпы, танцуя входили в лагерь. Процесс вхождения отряда в лагерь назывался аратсиве вне зависимости от того, захватили они скальпы или лошадей, но одних лошадей, по мнению Роберта Лоуи, было недостаточно для того, чтобы женщины танцевали при входе в лагерь.

Сообщив о своем прибытии, воины скиди-пауни ехали к деревне, при этом все, кроме предводителя и захвативших скальпы, распевали песни и улюлюкали. Навстречу им выезжало шестеро мужчин. Предводитель рассказывал им о своем успехе, называл имена тех, кто убил врага, посчитал «ку» и т. п. Посланцы возвращались и сообщали обо всем людям. Затем военный отряд двигался к окраинам деревни, где воины дарили лошадей родственникам и вождю. Победоносные пауни въезжали в лагерь, восклицая: «Там они распухают лежа ничком на земле!» Даже если прошло всего несколько часов после убийства, все знали, что скоро тела врагов все равно начнут гнить и распухать. Пауни всегда оставляли свои жертвы ничком со вдавленным в землю лицом. После этого все расходились по своим домам. Отдохнув, предводитель вел лошадь к жилищу хранителя связки, от которого он получил военные регалии. Он привязывал лошадь перед домом и входил внутрь, где его ждал хранитель с развернутой и готовой связкой. Предводителя усаживали к югу от хранителя. Он снимал регалии, сворачивал их и передавал хранителю со словами: «Брат, я вернулся и возвращаю тебе эти вещи. Я даю тебе коня, которого ты найдешь привязанным у своего дома. Я был успешен и не потерял ни одного из людей, потому что был защищен Тиравой и младшими богами». Получив регалии, хранитель набивал и зажигал маленькую трубку, жертвовал, дым Тираве и всем небесным богам, предметам, находящимся в связке, а потом вычищал пепел из трубки на краю очага. Затем хранитель дотрагивался до ноздрей лошади, проводил рукой над ее головой, гривой, вниз по спине и хвосту, открывал ей рот и стирал немного пены, после чего возвращался в дом. Связка упаковывалась, и жена хранителя привязывала ее к стене. Предводитель ел и курил вместе с хранителем, а затем возвращался в свой дом, который к тому времени уже был забит собравшимися мужчинами.

Генри Брекенридж был свидетелем возвращения арикаров: «В течение дня с разных сторон прибыло несколько отрядов. Согласно обычаю, они были встречены воинами и препровождены в дом совета, где поведали о произошедшем, о чем впоследствии было объявлено всей деревне через глашатаев». В той же деревне находился Джон Брэдбери. Он отмечал, что царила всеобщая суматоха, вершины земляных домов заполонили мужчины, женщины и дети. Несколько стариков громко приветствовали прибывших. Брэдбери сделал интересное замечание: «Несмотря на всю суматоху, несколько женщин продолжали обрабатывать бизоньи шкуры, растянутые на раму». Спустя некоторое время Брэдбери стал свидетелем прибытия в деревню арикаров еще одного отряда: «Множество стариков и старух высыпало навстречу появившимся воинам. Во главе процессии (прибывших. – Авт.) ехали четверо предводителей с штандартами в руках (по сообщениям Брекенриджа, штандарты представляли собой «огромный лук и копье, оба богато украшенные». – Авт.), далее следовали пешие воины, за которыми двигалась группа всадников. За ними ехали два главных вождя, между которыми находился молодой воин, который, как я смог разобрать, был тяжело ранен. (По словам Брекенриджа, юноша старался держаться так, будто ничего не произошло. Он умер вскоре после прибытия в деревню. – Авт.) За вышеперечисленной группой двигались еще два человека с штандартами и новый отряд пеших и конных бойцов. Вся процессия, приближавшаяся в таком порядке, состояла из четырех групп. Всего их было около трехсот человек. Каждый нес щит, некоторые были вооружены ружьями, некоторые луками, а остальные военными дубинками. Раскрашены они были все так, словно желали обезобразить себя самым ужасающим образом. На некоторых лицах был нарисован знак, означавший, что они испили вражеской крови. Для его нанесения ладонь натирали киноварью, после чего прикладывали ко рту, оставляя на лице полный отпечаток «окровавленной» руки. Каждая группа несла на длинных шестах скальпы, но при ближайшем рассмотрении стало понятно, что скальпы порезаны на несколько частей, чтобы их казалось больше. Убитых врагов едва ли было более восьми, а сами они потеряли двоих, так что схватка не была очень кровавой. Когда процессия приблизилась к деревне, женщины и старики встретили их и, за исключением причитаний родственников раненых и погибших, выражение радости стало всеобщим, не нарушая при этом порядка процессии… Когда прибывшие вошли в деревню, воины разошлись, чтобы отдохнуть, а старики смешались с ними, пожимая руки одним и восхваляя тех, кто проявил себя в бою… Женщины прекратили всю работу, а старики ходили от дома к дому, восхваляя героев. Вершины и входы в дома были украшены выставленными щитами и оружием воинов, а жители деревни веселились, за исключением тех женщин, которые скорбели о погибших».

Церемонии по возвращении победоносного отряда

После возвращения победоносного отряда в лагере обязательно проводились церемонии, известные под общим названием Пляска Скальпов. Ее устраивали, только если в походе были убиты враги и/или захвачены скальпы. Гриннел писал: «Каждый, кто знаком с индейцами и их обычаями, понимает, что их пляски не были просто бессистемными прыжками… Церемониализм различных плясок был четко определен, а песни хорошо известны и неизменны, как если бы они пользовались печатным текстом».

Пляска Скальпов гровантров

Несмотря на слова Льюиса Моргана, что «пляски, песни, музыка и танцевальные степы среди всех наших индейцев очень схожи, потому что имеют общие корни», победные пляски, управление ими и их участники отличались не только у разных племен, но зачастую и внутри племени. Обычно они начинались ближе к ночи и могли продолжаться несколько дней подряд. Если шел сильный дождь, время исполнения плясок переносилось. Обычно в пляске принимали участие и мужчины, и женщины, но у канзов, к примеру, пляска исполнялась только женщинами. У шошонов Пляска Скальпов также иногда исполнялась только женщинами, а иногда мужчины сидели, а три или четыре женщины то подходили к ним, то отходили. Но чаще в пляске участвовали и мужчины, и женщины. Шайены отмечали, что в начале XIX века их Пляска отличалась от более позднего варианта, а у банноков Пляска Скальпов имела по меньшей мере семь вариантов. В одном из них мужчины и женщины танцевали в круге (при этом мужчины держали женщин за талию), прыгая и наклоняясь лицом к центру, а затем подпрыгивали, и круг двигался по часовой стрелке. В другом варианте плясали только доблестные воины. В этом племени Пляской Скальпов управлял вождь общины. Пляски разных племен команчей отличались, но их основные характеристики оставались неизменными. Победные церемонии были настолько важным элементом индейской культуры, что разведчики шошоны в 1876 году покинули войска США и уехали в свою резервацию, чтобы вместе с соплеменниками отпраздновать Пляску Скальпов. Как сказал один кайова, плохо говоривший по-английски: «Все человек очень хорошо проводить время, как на пикник».