Как многие девушки, она решила брать работу на дом и заниматься стиркой. Обходила окрестные деревушки. Но каждую неделю или две забирала белье у Фурзи. Ко времени, когда Джеку исполнилось два, она брала столько, сколько могла перестирать. Иногда разносила часами. Ей тогда было лет двадцать.

Ты когда-нибудь бывала у пруда в Айворте? Я помню время, когда в Айворте всего-то и было что симпатичная сторожка смотрителя. От Фрайтама, как ты знаешь, туда всего полмили ходу. Но потом Лесная комиссия продала участок человеку, который хотел производить там порох. Можешь такое вообразить? Пороховой завод посреди Нью-Фореста? Вот что такое Лесная комиссия. Затем участок купила немецкая компания. Так появился пороховой завод Шультце, а пруд приспособили под небольшой резервуар. Там понастроили уйму ангаров, хотя большинство их, к счастью, скрывалось за деревьями. Но эти люди обозначили свое присутствие иначе.

Отходами, которые оттуда текли! Мутными и сернистыми. Зловонными. И все это попадало в Лэтчморский ручей, который течет рядом, а затем разносилось на мили к западу через вересковую пустошь. В мои обязанности входило следить, чтобы к ручью не подходил скот, потому что коровы травились, если пили эту воду. Пара околела.

Однажды летом, года через два после переезда во Фрайтам, я ехал мимо Айворта и увидел Дороти. Она была крайне бледна. Мне стало ясно, что она меня ждала.

«Папа, нам нужно поговорить, – заявила Дороти; на мой вопрос, нельзя ли дома, она помотала головой. – Я не могу пойти домой».

Тогда я спешился. Мы стояли у этого вонючего ручья, и она сказала, что ждет ребенка.

Сама понимаешь: я был поражен, потому что не видел никаких ухажеров. И подумал, что пусть хоть человек будет хороший. А потом понадеялся, что он не служит в Лесной комиссии.

«Ну и ну, – сказал я. – Значит, ты выходишь замуж, насколько я понимаю. – (Но она снова помотала головой.) – Если хочешь, я могу пойти и потолковать с молодым человеком», – предложил я, потому что, сама понимаешь, эту публику порой приходится слегка вразумлять.

«Он не молодой человек, – ответила она. – И женат».

«Ох!» – только и выдохнул я.

«Папа, я не знаю, что делать, поэтому и вышла навстречу. Я не могу показаться на глаза маме».

Удивительное дело: она обратилась ко мне, а не к матери. Тогда-то я и вспомнил, как ее укусила змея, потому что мы находились не очень далеко от того места. Наверное, поэтому и всплыло в голове.

«Лучше назови его, – сказал я. – По крайней мере, он может тебе помочь».

«Вряд ли, папа, – возразила она; ей не хотелось называть имя, но я поговорил с ней еще, спокойно, и под конец она пожала плечами. – Все равно мало что изменится». И призналась, что это Минимус Фурзи.

Джордж умолк. Какое-то время Салли не знала, будет ли продолжение, потом поняла, что он плачет. Беззвучно, только чуть вздрагивали широкие плечи.

Салли ждала.

– Наверное, я сделал глупость, когда отпустил ее туда, – наконец сказал он. – Ему же нельзя было доверять.

– Не знаю, Джордж, – ответила Салли.

Он помолчал еще немного.

– На следующий день я отправился к мистеру Фурзи. Я был очень зол, как ты понимаешь. Чувствовал, что меня предали. Но, придя в их дом, я вел себя исключительно вежливо. Я спросил Фурзи, нельзя ли нам поговорить наедине. И он вышел с видом немного неловким. Мы выбрали место в садике, где нас никто не мог слышать, и я сказал ему, что знаю все, и поинтересовался, как он намерен поступить. И знаешь, что он ответил?

«О господи, – сказал он, – да я всегда так делаю. – И покачал себе головой. – Вы же знаете, денег у меня нет».

Не знаю, как бы я поступил, но тут вышла миссис Фурзи, которая приветливо улыбнулась мне, и я сообразил, что она понятия не имеет о происходящем.

«Что такое? – спросила она. – Чем мы можем вам помочь?»

«Ничего особенного, – ответил я. – Я просто хотел спросить у мистера Фурзи о птичьем гнезде, которое нашел».

Я был в неописуемой ярости из-за Дороти, но при виде миссис Фурзи пожалел и ее.

«Это правильно, – сказала она. – Он знает о живности Нью-Фореста больше, чем кто-либо еще».

«Ладно, Прайд, – быстро произнес Фурзи, – поговорим об этом потом. Дайте мне пару дней».

И я ушел, потому что не хотел ничего обсуждать при миссис Фурзи. Но от него, разумеется, больше не услышал ни слова. Таким он был. Настоящий дьявол, да только управы не находилось.

Пойти к полковнику меня заставила жена. Я молчал неделю, потом сказал ей. Она пришла в негодование. И закатила Дороти скандал. Слов не выбирала вообще, и зря, наверное.

Я не был так уверен в необходимости обратиться к полковнику. Бог свидетель, в случившемся не было его вины. Да и вести себя следовало осторожно, правда? Полковник был смотрителем леса, а я на таких работал. С начальством лучше не ссориться. Но жена так надавила на меня, что в итоге я поехал в Альбион-Парк.

Мне было крайне неловко, но я как можно проще рассказал о случившемся и признался, что все еще жду ответа от мистера Минимуса Фурзи.

Полковник так побагровел, что я испугался, не хватит ли его удар.

«Вы правильно сделали, что пришли ко мне, – сказал он, и я был рад это услышать. – Этого человека, – теперь он затрясся от гнева, – надо отделать хлыстом! – Он несколько секунд помолчал и спросил: – Моя дочь знает?»

«Нет, сэр, – ответил я. – И я не собираюсь ей говорить».

«Хорошо. Я ценю это, Прайд. – Он покачал головой. – Я глубоко сочувствую вашей дочери. Это не первый случай. – Он задумался, затем было начал: – Полагаю, вы уверены… – Но тут он осекся и ударил кулаком по столу. – Нет-нет, конечно же, это был он, будь он проклят! Прайд, – сказал он, – оставьте меня. Надо что-то делать. – Он вперился в меня взглядом. – Я не хочу огласки. Справитесь?»

«Да, сэр», – ответил я.

И уже через неделю ко мне с довольно жалким видом заявился Фурзи. Он дал мне десять фунтов и пообещал еще, когда родится ребенок. Смею предположить, деньги дал полковник.

«Мы не бросим ребенка, – заявил Фурзи. – В этом я вам ручаюсь. У него будет все, что нужно».

В итоге Дороти осталась дома и родила. Я решил переждать это время в сторожке лесничего, а не во Фрайтаме, чтобы никто не видел. Но все это были пустые хлопоты. Думаю, в Нью-Форесте такие вещи случаются не реже, чем где-то еще, но для всех нас, конечно, вышел позор. Мы умолчали об отце. Что думали окружающие, я знать не знал.

– Ребенок был девочкой. Хорошенькая малютка, нельзя не признать. – Он помедлил. – Но она прожила всего шесть недель. Подцепила лихорадку. Дороти плакала дни напролет.

Через пару месяцев после ее рождения меня призвали в Альбион-Парк, на этот раз к миссис Альбион.

«Известны ли вам Харгривзы из Каффнеллса? – спросила она.