Так на Русь пришли баскаки.

Мария вздохнула, переворачивая страницу. До той поры все унижения касались лишь князей русских, на долю народа приходились лишь выплаты. Ханские сборщики дани приезжали зимой, когда уже крепко вставал лёд на реках, сколько-то дней ели, пили, гуляли, пересчитывали собранную загодя местным князем дань и отваливали восвояси, как клещи, насосавшиеся крови.

Теперь же ханские баскаки, явившись на Русь со своими отрядами — у кого триста сабель, у кого пятьсот, а у кого и поболее — осели в русских городах и принялись «володеть и править погански». Да, именно так, потому что отныне ни один жизненно важный вопрос не решался без одобрения того баскака. По сути, на Русь был распространён тот же порядок управления, что и на Булгарию. Вопрос встал ребром — быть ли Руси как таковой или превратиться в окраинные земли улуса Джучи… нет, теперь уже Золотой Орды.

Мария встрепенулась — на дворе послышались мужские голоса. Захлопнула книгу. Ей не нужно было подходить к окну, чтобы узнать, кто приехал.

— Ой, матушка, таки приехал князь-то наш, Борис Василькович! — просунулась в дверь всё та же послушница.

— Я и не сомневалась, — улыбнулась княгиня. — Ты нам собери чего-нито повечерять…

— Сейчас, сейчас!

Широкие, размашистые шаги в переходе, и вот наконец стук в дверь.

— Дозволишь, матушка?

— Да входи уже, Бориска, не чинись!

Князь Борис пролез в дверь медведем, заодно и поклонившись, чтобы дважды не гнуться. Мария с удовольствием смотрела на сына. Здоровенный кряжистый мужик вымахал…

— Ой, да у тебя никак плешь на макушке? — произнесла мать, целуя сына.

— Так и пора бы уже, — хмыкнул Борис Василькович. — Чай, не мальчик, сорок годов минуло. Это Глебка вон до сих пор кудряш, ровно ягнёнок. Зато пузо наел!

Мария мягко засмеялась.

— Ну, до настоящего пуза вам обоим не один берковец пирогов нужен, положим. Как он, кстати?

— Ничего…

— Ничего — пустое место.

— Да ай, мама, неужто Глебку не знаешь? Писать не любит, токмо по делу разве.

— Вот потому и спрашиваю. У меня же с ним дел никаких, оттого и письма всё больше «Здравствуй, мама, как здоровье? Ну и я жив пока, слава Богу».

Князь Борис скинул сапоги, размотал портянки, пошевелил пальцами на правой ноге, рассматривая ногти. Мария привалилась к стене, наблюдая за сыном сквозь полуопущенные веки. На душе было тепло. Последнее дело, когда сын перед матерью чиниться начнёт, шапку мять, словно на приёме у татарского хана.

Вошла Анисья, начала расставлять посуду с нехитрым монастырским угощением: квашеная капуста с брусникой, крепенькие солёные огурчики, пироги с грибами, гороховая каша с льняным маслом, рыба… Была, правда, и мисочка с чёрной икрой — мужчину квашеной капустой не накормишь.

— Спасибо, Анисья, мы тут дальше сами.

Мать и сын сидели напротив друг друга — Мария у стены, так удобнее сидеть пожилой женщине. Княгиня смотрела, как Борис Василькович с аппетитом хрупает капустой, и чуть заметно улыбалась. Интересно, почему почти все женщины любят глядеть, как едят их мужья и дети?

— Глебка давеча хвастался, — прожевав, сообщил матери Борис, — что управился со своей простью до холодов. Носится с ней, как дурень с писаной торбой.

Мария улыбнулась заметнее. Действительно, давно была такая мечта у князя Белозерского, прорыть канал через перешеек и тем резко сократить водный путь.

— Чем тебе не нравится? О торговых путях печётся брат твой…

— Да ну, мама, баловство одно! Какая торговля в Белоозере нынче? У нас в Ростове и то одни лапти да веники в торгу!

Борис Василькович заглотил последний кусок пирога.

— Уммм… кстати… ты бы дала мне тетрадку-то свою, в коей описано, как оборот злата-серебра происходит… Чего-то не понимаю я, похоже…

— Да возьми, вон она лежит, — кивнула Мария на рабочий стол у окна, где на полке покоилась толстая тетрадь в кожаном переплёте. — Для того и писано, чтобы читали торговые люди да понимали. А что именно непонятно тебе?

— Ну вот смотри, — принялся объяснять Борис, обтерев рушником пальцы. — Уж который год платим мы дань в Орду, серебро уходит туда рекой. Обратно же совсем почти ничего не идёт. Стало быть, серебро дорожать должно, а равно и злато. Так и было до поры. А нынче всё наоборот почему-то. Цены дикие, и серебра ни у кого нет, и за то серебро ничего не купить. Про золото я вообще не говорю. Ежели у кого из купцов заведётся монета золотая, так он её не то чтобы в дело пустить — ночью зароет в огороде и жене родной не скажет где.

Мария отлепилась от стенки, облокотилась о стол.

— А вот скажи, сын, что ты знаешь про прасолов?

Борис немного посмурнел.

— Есть такие люди. Раньше были вроде офени как офени [мелкие торговцы. Прим. авт.] А нынче берут соль и в село едут. Там берут мясо да рыбу, сапоги, холсты, полушубки овчинные, ковань железную — одним словом, то, что солеварам надобно. Мясо то солят сами, опять же, и вместе с прочим нехитрым товаром назад к солеварам везут. Так и мотаются туда-сюда, в город не заезжая. Торговля та ничтожная, правда — сами сыты и детишки, а больше ничего…

— Тогда другой вопрос: часто ли расплачиваются в торгу каменьями самоцветными?

Князь поморгал.

— Да… вообще никогда не расплачиваются. Каменья те по нынешним временам и не продашь, морока одна.

— Ну вот тебе и ответ.

Борис подумал, помрачнел ещё более.

— Наверное, ты таки права, мама. Давеча добрался мой приказчик до Белого моря, разведать насчёт соли. Злато-серебро не берут тамошние солевары, отдай, говорят, татарам своим, нам без надобности. Ежели куниц предложить, вообще смеются: что мы, бояре, в куньих шубах ходить? Не стоит оно того, баранья кацавейка не в пример лучше… Ежели так дальше пойдёт, так не то что каменья самоцветные или золото, и серебро никто не возьмёт.

— А в Новгороде?

— А господа купцы новогородские с нами нынче и знаться не желают, — криво усмехнулся князь Борис. — Вся торговля у них нынче с немцами да литвинами. Вы же, мол, голодранцы беспортошные, какая с вас прибыль? Меняйтесь меж собой лаптями, и довольно с вас.

— Так и правы они, — без улыбки подтвердила Мария. — Торговля без прибытку никому не надобна.

— Да правы, конечно! — Борис смотрел уже совсем угрюмо. — Ты ещё того не знаешь, что за разговоры нынче ветер носит, мама. Появились проповедники, пёс их разберёт, кто такие… Мол, кормим мы и поим две власти да два войска — татарское да княжье. Непосильна та ноша для народа простого, и ежели не способны князья русские защитить землю свою, то и не нужны они вовсе. Тат и так татарские баскаки что хотят, то и делают. Пусть, мол, как в той Булгарии будет или в землях южнорусских, что под прямой рукой татарской…