Потому что он преследовал меня, подумал Райделл. Потому что хотел измолотить меня до бесчувствия, потому что я – их добыча. Но Райделл не стал ей этого говорить. Вместо этого он сказал:

– Тот тип с пистолетом будет меня искать. И не только он. Значит, тебе не нужно быть рядом со мной, когда он меня отыщет.

– Зачем ты ему?

– Затем, что у меня есть одна вещь… – Но этой вещи у него не было; он оставил проектор в баре.

– Ты что, меня там искал, что ли?

Я искал тебя с тех самых пор, как ты вышла за дверь. Я каждый день прочесывал дебри этой неспящей вселенной в слабой надежде найти тебя. И каждый день я находил пустоту, и ни разу, никогда – тебя. В памяти его раздался звук, с которым камешки плюхались в полимерную стену за «Счастливым драконом» на Сансет-стрип. Мимо, мимо…

– Нет, – сказал он. – Я здесь просто работаю. Частное расследование для некоего мистера Лейни.

Она не поверила.

– Карсон загнал меня сюда, на мост. Я не хотела быть с ним. А теперь вот – ты. Что происходит?

Лейни говорит, что это конец света.

– Я просто здесь, Шеветта. И ты – просто здесь. А теперь мне нужно идти…

– Куда?

– Обратно в бар. Я забыл там одну штуковину. Это важно.

– Не ходи туда!

– Я должен.

– Райделл… – сказала она, ее стало трясти. – Ты… ты… – И она посмотрела на свои руки, ее ладони были в чем-то темном; и он увидел, что это кровь, и понял, что это кровь ее парня. Она зарыдала и стала пытаться обтереть ладони о джинсы.

– Мистер Райделл?

Это был его сегодняшний знакомец, бережно державший, будто младенца, на сгибе локтя райделловский вещмешок.

– Мистер Райделл, я полагаю, что с вашей стороны будет неблагоразумно пытаться покинуть мост. Оцепление почти наверняка уже выставили, и они скорее застрелят вас, чем дадут вам уйти. – Мертвенно-бледный свет флуоресцентных ламп, свисавших сверху рядами, мерцал в его круглых линзах; на Райделла смотрел сухопарый, собранный человек, глаза его ничего не выражали. – Вы вместе с этой юной дамой?

– Да, – сказал Райделл.

– Мы должны двигаться в сторону Окленда. – И он вручил Райделлу вещмешок, солидную тяжесть проектора; Райделл надеялся, что тот прихватил и сетевой кабель. – В противном случае они обгонят нас и отрежут нам отступление.

Райделл повернулся к Шеветте:

– Может, они не видели, что мы вместе. Ты спокойно можешь уйти.

– Я бы не советовал, – сказал человек. – Я видел вас вместе. Они, скорее всего, тоже.

Шеветта смотрела на Райделла снизу вверх.

– Каждый раз, когда ты появляешься в моей жизни, Райделл, я попадаю… – Она скорчила гримасу.

– В дерьмо, – договорил он за нее.

54

Отнюдь не всему суждено случиться

Наручный будильник с эмблемой «Оружейниц», приклеенный скотчем к картонной стенке, уносит Лейни из «Застенного города». Будильник жужжит, объявляя о неизбежном приходе Костюма. У Костюма нет своих наручных часов, но он безжалостно пунктуален, выверяя свои обходы по часам подземки, которые, в свою очередь, подводятся по радио атомными часами в Нагое.

Лейни чувствует вкус крови. Он уже давненько не чистил зубы, они ему кажутся чужими и неровными. Он сплевывает в бутылку, для этого предназначенную, и пытается оценить свои силы для посещения туалета, ему важно следить за собой. Чувствует щетину, отросшую на щеках, и вычисляет усилие, необходимое для ее устранения. Можно попросить, чтобы Костюм раздобыл одноразовую электробритву, но на самом деле Лейни предпочел бы станок. Он из тех мужчин, кто никогда не отращивал бороду, даже случайно. (И теперь внутренний голос, который всегда лучше игнорировать, нашептывает: уже и не отрастишь.)

Он слышит, как старик в соседней коробке что-то говорит по-японски, и понимает, что Костюм уже прибыл. Интересно, какой трансформер старик собирает в данный момент, – и тут же Лейни видит внутренним взором, с галлюцинаторной ясностью, как последние мазки краски ложатся на трансформер, изображающий Колина Лейни.

Этот Лейни изготовлен из деталей, выпускаемых ограниченными партиями только для самых серьезных коллекционеров – отаку[135] сборных моделей, и потому отлитых из полистирола тошнотворного розовато-лилового цвета. Пластик, используемый в таких конструкторах, имеет, как правило, отвратительные оттенки, поскольку производители знают, что после сборки модели все равно будут окрашиваться.

Модель Лейни, которую расписывает старик, – это молодой Лейни, Лейни лос-анджелесских времен, когда он работал количественным аналитиком на «Слитскан» – невероятно злобную телепрограмму таблоидного пошиба; этот Лейни носит одежду от падуанского дизайнера и щеголяет очень дорогими солнцезащитными очками, оправу которых – прямо сейчас! – серебром прорисовывает самая тонкая соболиная кисточка старика, кисточка едва ли толще волоса.

Сон прерывается появлением Костюма, его прическа похожа на отлитый из пластика помпадур, будто на старинном манекене. Лейни скорее чувствует, нежели видит, с какой аккуратностью Костюм в последний раз починил черную оправу своих очков, и когда он вползает внутрь под пологом дынно-желтого одеяла, от костюма Костюма несет плесенью. Странно, что запах теплого тела создает ощущение холода, но Костюм пахнет именно так.

Костюм принес Лейни новую порцию сиропа от кашля, новую порцию «Восстановителя», несколько больших шоколадных батончиков с сукразитом и кофеином и двухлитровую бутыль псевдоколы. Выкрашенная манишка Костюма слабо мерцает, будто цифры наручных часов у водолаза в глубине темного колодца, а может, жертвенного кенотафа. Лейни на миг подхватывается потоком смутных обрывистых воспоминаний об отпуске на Юкатане.

Что-то случилось, думает Лейни; что-то случилось с моими глазами, потому что теперь рубашка Костюма сияет светом тысячи солнц, а все остальное черным-черно, как старые негативы. Но он находит в себе силы отдать Костюму два новых дебитных чипа, которые невозможно отследить, и даже кивает в ответ на подобающий сарариману[136] спешный короткий поклон среди спальных мешков и батончиковых оберток, и Костюм уходит в своей светящейся рубашке. Вне всяких сомнений, это был артефакт того загадочного процесса, который Лейни и призван здесь изучить.

Лейни высасывает половину бутылочки сиропа, жует и проглатывает кусочек шоколадного батончика и запивает все это большим глотком теплой колы.

Он закрывает глаза, и, еще до того, как надевает шлем, ему кажется, что его поглощает поток данных.

Моментально ощущается присутствие Ливии и Пако, указывающих ему путь. Они не тратят времени на разговоры и представление, но он узнает их по особому почерку, стилю навигации. Он позволяет им унести себя туда, куда им угодно, и, конечно же, не жалеет об этом.

Перед ним распахивается всплывающее окно.

Он видит сверху очень большую комнату – вероятно, офис Харвуда