На экране горело: «УСЛУГА НЕДОСТУПНА».

Опять непонятка. У шлосса своя вышка сотовой связи, брать здесь должно прекрасно. Значит, не работает и вышка.

Почему все разом вышло из строя?

Чет раздумывал над вопросом, когда грянул выстрел.

Довольно далеко, и Чет был почти уверен, что стреляли из помпового ружья, не из винтовки.

Инстинкт требовал немедленно рвать когти, поэтому Чет раскрутил мотор, воткнул передачу и отпустил сцепление. Заднее колесо забуксовало на сухой земле и сосновых иголках, и Чет воспользовался этим, чтобы сделать «волчок».

Он уже готов был рвануть по дамбе, когда увидел, что через площадку на другом берегу бегут двое. Они выскочили из укрытий за деревьями. Что-то в том, как они бегут, было странное. Ноги двигались обычно, но руки не работали им в такт.

Потому что каждый из бегущих держал в руках автомат. И оба смотрели прямо на Чета.

Чтобы вернуться на шоссе, предстояло ехать прямо на автоматчиков. У них будет вдоволь времени разрядить в него магазины.

Чет уже повернул на сто восемьдесят; теперь, используя инерцию мотоцикла, он завершил «волчок» до полного круга, то есть оказался спиной к дамбе, лицом к шлоссу. Ехать в шлосс не имело смысла. Кто бы ни были эти люди, они уже там побывали, сделали что хотели с Доджем – какие-то старые наркоторговые разборки? – перерезали электрические и телефонные провода, подожгли дом. Надо как можно скорее уносить ноги. Чет направил чоппер не к шлоссу, а на дорогу, ведущую мимо него, открыл газ на полную и бросил сцепление, так что буквально вскинул мотоцикл на дыбы и козлил первые секунды разгона.

Проносясь мимо шлосса, он краем глаза увидел что-то вроде лилии оранжево-желтого огня и понял, что смотрит в дуло стреляющей по нему винтовки – винтовки, на ствол которой насажен пламегаситель, так что пламя делится на шесть равноугольных лепестков-струй. Винтовка выстрелила раз… второй… третий… четвертый… И все это время Чет слышал треск автоматных очередей у себя за спиной.

Дорога свернула вправо. Чет наконец оказался за деревьями и запоздало сообразил выключить фару. Рука двигалась с трудом. Ему смутно помнилось, что несколько секунд назад его ударил отлетевший из-под шин камешек. Наверное, попал в нерв. Тело старое, изношенное, вот и выкидывает иногда всякие фортели.

Между деревьями, подпрыгивая, мелькал свет, смещаясь вниз по склону. Не к Чету, а к дороге впереди него.

Свет пробежал по дороге, затем повернулся и выхватил из темноты бегущего. Лица было не разобрать, а приближаться Чету не хотелось. Из пистолета или помповика с такого расстояния не убить, но если у этого типа винтовка…

– Чет! Это я, Зула!

Он газанул вперед и остановился рядом, с интересом приметив, что в руках у нее помповое ружье.

– Мы думали, ты погибла, – сказал он.

– Я жива.

– Где Додж?

– Не здесь. Поезжай, надо уматывать.

– Ясен пень. – Чет и сам слышал голоса бегущих к ним автоматчиков.

Зула щелкнула предохранителем. За спиной у нее был большой, плохо упакованный рюкзак. Она поставила ногу на пассажирскую подножку и перекинула другую через седло. Как только Чет почувствовал за спиной ее вес, он отпустил сцепление и покатил по дороге, сперва со скоростью бега – чтобы автоматчики не сократили разрыв, – затем, как только понял, что Зула уселась надежно, – быстрее.

Некоторое время они просто ехали. Чету нравилось мчать по дороге в темноте, под медленно розовеющим небом, и чувствовать на талии руки Зулы.

Разговор возобновился только на развороте перед заброшенным рудничным комплексом, где миллион старых серых досок все падал и не мог упасть в реку. Отсюда можно было по короткому пандусу въехать на велосипедно-лыжную трассу, для «харлея» вполне проходимую, однако Чет остановился.

– Едем дальше, – сказала Зула.

– Там ничего нет, – ответил Чет, кивая в сторону трассы.

– Кроме Штатов, – заметила она. – И ты ведь знаешь, как туда попасть?

– Не на байке же! Он довезет нас только до входа в туннель.

– Уже несколько лишних миль между нами и моджахедами.

– Как ты их назвала?

– И ты знаешь, как идти дальше. Пешком. Верно? Ты ходил там с Ричардом.

– Детка, это было годы назад.

– Но ты знаешь. Знаешь дорогу. А они нет.

– Можно выждать, пока они нас минуют, и повернуть обратно.

– Они сообразят. Оставят кого-нибудь на дамбе.

– И все равно, если пойти через лес…

– Слушай. У этих людей – не совсем у этих, у их товарищей, – Ричард. У них Додж.

– Он жив?

– Насколько я знаю, да. И они сейчас к югу от нас. Мотоцикла у них нет. Мы можем их нагнать.

– Какого черта нам их нагонять?

– Мне всего лишь нужно показаться дяде Ричарду – мол, я больше не заложница. Тогда он сможет убежать от этих людей.

Чет молчал. Не потому что не соглашался – просто ему трудно было сосредоточиться.

– Я должна спасти ему жизнь, – сказала Зула. Почти буднично. Вижу, что плохо объяснила ситуацию… Ну так вот: я должна спасти ему жизнь.

По крайней мере теперь Чету было на чем сконцентрировать мысли.

– Ну раз так, я отвезу тебя к туннелю, – ответил он, съезжая с дороги на гравий.

К тому времени как они добрались до конца трассы, он каким-то образом понял, что истекает кровью. Когда и каким образом это выяснилось, он не помнил. Вроде бы девушка у него за спиной – Зула – сказала об этом, а Чет только рассмеялся и прибавил газу.

Потом он обнаружил, что лежит на земле и смотрит в голубое небо.

Они во что-то врезались?

Нет. «Харлей» стоял рядом на боковом упоре. Зула раскатала туристский коврик, и Чет лежал на нем, прикрытый спальным мешком.

Зула сидела рядом на корточках и, отогнув спальник, смотрела на грудь Чета. Пижамная рубаха куда-то подевалась, и от холодного воздуха кожа пошла мурашками. Зула глядела на правую сторону его груди огорченно, но без удивления. Она уже видела то, что там, пока он лежал на коврике.

– Давно мы здесь? – спросил Чет.

– Не очень.

Ему было ужасно неловко спросить, что с ним такое. Наверное, он должен знать сам.

У Зулы в руках была нелепая маленькая аптечка, и она вытаскивала оттуда бинт.

– Прекрати, – мягко произнес Чет. – Пустая трата времени.

– А что ты хочешь делать?

– Показать тебе дорогу. Спасай Доджа. Я догоню.

– Ты… догонишь?

– Я не могу идти так быстро, как ты. Но и здесь мне оставаться незачем. Я хочу умереть на сорок девятой параллели.