Почему мы поддаемся подобным заблуждениям? Позитивные иллюзии делают нас счастливее, увереннее в себе и психически устойчивее, но это не объясняет, для чего они вообще существуют. Почему, собственно, наш мозг должен быть устроен так, чтобы нереалистичные оценки делали нас счастливее и увереннее в себе? Не лучше ли, чтобы уровень нашей удовлетворенности жизнью отвечал реальному положению дел? Самое правдоподобное объяснение состоит в том, что позитивные иллюзии — это тактика торга, убедительный блеф. Чтобы привлечь союзника к рискованному предприятию, выторговать лучшие условия сделки или принудить соперника отступить, полезно убедительно преувеличить свои возможности, причем лучше искренне верить в свои преувеличения, чем цинично лгать, потому что вечное соревнование между ложью и распознаванием лжи одарило окружающих умением видеть откровенную ложь насквозь[1428]. Пока ваши преувеличения не станут смехотворными, публика не сможет полностью игнорировать вашу самопрезентацию, полагая, что вы-то знаете себя лучше всех прочих и не можете позволить себе слишком сильно искажать самооценку, а иначе будете постоянно попадать в неприятности. Для вида в целом было бы лучше, если бы люди не преувеличивали свои достоинства, но наш мозг совершенствовался не в интересах вида, и никто не может позволить себе быть единственным честным человеком в сообществе хвастунов[1429].

Чрезмерная уверенность в себе дополнительно усугубляет трагедию хищничества. Если бы люди были полностью рациональными существами, они прибегали бы к хищнической агрессии, только будучи уверены в успехе и только если ожидаемая прибыль превышала бы потери, которыми грозит столкновение. По той же логике более слабая сторона должна уступать сразу, как только станет ясен неизбежный результат. В мире, населенном рациональными агентами, было бы много эксплуатации, но не так много войн или драк. Насилие выходило бы на сцену только в ситуации, когда силы противоборствующих сторон равны и единственным способом выяснить, кто сильнее, оставалась бы схватка.

Но в мире, где процветают позитивные иллюзии, вдохновленный ими агрессор атакует, а жертва сопротивляется, даже когда шансов на успех уже нет. Уинстон Черчилль заметил: «Как бы ни были вы уверены в победе, всегда помните, что противник в ней тоже уверен, иначе войны бы просто не было»[1430]. В результате разгораются войны на истощение (и те, что описывает теория игр, и реальные войны), которые, как мы читали в главе 5, представляют собой одно из самых губительных явлений в истории и несут ответственность за толстый хвост войн высокой магнитуды в степенном распределении кровопролитных конфликтов.

Военные историки давно заметили, что военачальники часто принимают безумно опрометчивые решения[1431]. Вторжение в Россию Наполеона и столетие спустя Гитлера — бесславные тому примеры. В последние 500 лет страны, развязывавшие войны, проигрывали их с частотой от четверти до половины всех случаев, а если и побеждали, победы зачастую были пирровы[1432]. Ричард Рэнгем, вдохновленный книгой Барбары Такман «Ода политической глупости: от Трои до Вьетнама» (The March of Folly: From Troy to Vietnam) и теорией самообмана Роберта Триверса, предположил, что некомпетентность командования часто объясняется не нехваткой данных или стратегическими ошибками, но излишней самоуверенностью[1433]. Лидеры переоценивают свои шансы на победу. Их бравада может вдохновить войска и запугать более слабого противника, но может и привести к столкновению с врагом, который не так слаб, как кажется, и тоже может быть обманут собственной самоуверенностью.

Политолог Доминик Джонсон, работавший с командой Ричарда Рэнгема, провел эксперимент, чтобы проверить, может ли взаимная чрезмерная самоуверенность привести к войне[1434]. Они запустили военную игру умеренной сложности, в которой пары участников изображали лидеров государств. Они могли вести переговоры, угрожать друг другу или же атаковать, не считаясь с расходами и конкурируя за алмазные месторождения в оспариваемом приграничном регионе. Победителем считался игрок, который после нескольких раундов игры скопил бо́льшую сумму денег (если его страна вообще выживала). Игроки взаимодействовали через компьютер, не видя друг друга и не зная, кто играет против них — мужчина или женщина. Перед началом игры их просили предсказать, насколько хорошо они проявят себя по сравнению с другими участниками. Экспериментаторы фиксировали эффект Лейк-Уобегон: почти все игроки считали, что справятся лучше прочих. Однако эффект Лейк-Уобегон всегда допускает возможность того, что на самом деле обманывают себя не все, и даже не большинство участников. Предположим, 70 % игроков заявили, что покажут себя лучше среднего уровня. Так как половина любой популяции на самом деле выше среднего уровня, вероятно, самооценка только 20 % игроков была завышена. Но не ради этого затевалась военная игра. Чем самоувереннее был участник, тем хуже оказывался результат… Такие игроки, (особенно сталкиваясь друг с другом), чаще предпринимали неподготовленные атаки, провоцируя обмен разрушительными ответными ударами в последующих раундах игры. И конечно, женщины не удивятся, что пары сверхсамоуверенных игроков, в итоге уничтожившие друг друга, составляли почти исключительно мужчины.

Чтобы применить теорию излишней самоуверенности к реальному миру, недостаточно показать, что военачальники прошлого иногда ошибались. Нужно еще доказать, что в момент принятия судьбоносного решения они владели информацией, которая убедила бы незаинтересованного наблюдателя, что попытка воевать закончится поражением.

В работе «Самоуверенность и война: хаос и слава позитивных иллюзий» (Overconfidence and War: The Havoc and Glory of Positive Illusions) Доминик Джонсон подтвердил гипотезу Рэнгема, изучив прогнозы, которые делали лидеры перед началом войны. Он показал, что прогнозы эти были чрезмерно оптимистичны и противоречили доступной информации. Например, за несколько недель до начала Первой мировой лидеры Англии, Франции и России, с одной стороны, и Германии, Австро-Венгрии и Османской империи — с другой, утверждали, что одержат победу, а их армии со славой вернутся домой к Рождеству. Толпы возбужденных добровольцев стекались на призывные участки по обе стороны будущей линии фронта не потому, что были альтруистами, мечтающими умереть за свою страну, — они просто не думали, что идут на смерть. А администрации трех президентов США раздували войну во Вьетнаме, несмотря на многочисленные доклады американской разведки о том, что победа малой кровью вряд ли возможна.