— Кто? О чем вы говорите? Какой выбор? — спросил Моро.

— Пел, — я кивнул в его сторону, — знает, где скрываются убийцы.

— Нет, — ответил тот.

— Что ж, вы знаете достаточно, чтобы мы смогли их найти, — сказал я, — А за пределами этой комнаты на всей Сент-Мари есть лишь два человека, которым мы можем доверять.

— Вы думаете, что я вам что-либо скажу? — Лицо Пела все еще было серым, но теперь взгляд его приобрел твердость. — Вы думаете, что, даже если бы я что-нибудь знал, я бы вам сказал? Сент-Мари нуждается в сильном правительстве, чтобы выжить, и лишь Голубой фронт может дать ей такое правительство. Вчера я был готов отдать за это свою жизнь. Я все еще готов к этому. Я ничего вам не скажу — и вы не сможете меня заставить.

— Кто эти два человека? — спросил меня Моро.

— Падма, — ответил я, — и Ян.

— Ян! — воскликнул Пел. — Вы думаете, он вам поможет? Он ничего не в состоянии дать Сент-Мари. Вы верите этим его разговорам об авторитете и военных заслугах его брата? У него нет никаких чувств. Его заботят лишь его собственные военные заслуги; и его не будет волновать, если солдаты сровняют Бловен с землей, раз это соответствует его целям. Яна так же, как и любого другого солдата, радуют результаты того голосования. Он просто намерен прождать эти шесть часов и позволить событиям идти своим чередом.

— И надо понимать, Падму это тоже не волнует? — Голос Моро начал звучать угрожающе. — Ведь это экзоты первыми пришли нам на помощь в борьбе с Квакерскими мирами!

— Кто знает, чего хотят экзоты? — возразил Пел, — Они делают вид, что ничем иным не занимаются, кроме как помогают другим, и никогда не пачкают рук насилием, и так далее; и каким-то образом при всем этом они становятся все более богатыми и все более могущественными. Конечно, вы можете поверить Падме, почему бы и нет? Поверьте Падме, и увидите, что произойдет!

Моро неуверенно посмотрел на меня.

— Что, если он прав? — спросил Моро.

— Ах, он прав? — рявкнул я. — Тогда вы тоже один из виновников этих неприятностей, ничем не лучше Пела, который нашептывает вам, что в трубе сидит дьявол, и у вас, как и у всех остальных, начинают трястись поджилки, и вы готовы продать ему дом за любую цену! Оставайтесь здесь, оба, и не пытайтесь покинуть комнату.

Я вышел, заперев за собой дверь. Сегодня дежурил офицер, которого я когда-то знал, — старый полицейский по имени Джейкер Рилз.

— Джейкер, — обратился я к нему, — у меня в этой комнате заперта парочка ценных экземпляров. Я надеюсь вернуться через час или около того, чтобы их забрать; но если меня не будет, сделайте так, чтобы они не сбежали и никто к ним не проник или не узнал, где они находятся — по крайней мере в течение двадцати четырех часов, если я не вернусь.

— Я вас понял, Том. Предоставьте их мне.

— Спасибо, Джейкер.

Я вышел и направился обратно в штаб экспедиционных сил. Там теперь было полно офицеров — в основном дорсайцев. Никого из солдат я не встретил.

Я уже готовился обосновывать необходимость встречи с Яном; но охранники меня удивили. Мне пришлось ждать лишь четыре или пять минут за дверью кабинета Яна, прежде чем оттуда вышли шесть старших командиров, в том числе Чарли ап Морган.

— Хорошо, — сказал Чарли, кивнув мне; затем пошел дальше без каких-либо дальнейших объяснений, что он имел в виду. У меня не было времени даже посмотреть ему вслед. Ян уже ждал меня.

Я вошел. Ян сидел за столом и жестом указал мне на стоявшее перед ним кресло. Я сел. От него меня отделяло лишь несколько футов, но у меня снова возникло ощущение, что между нами огромная дистанция. Даже здесь и сейчас, в мягком освещении ночного кабинета, чувствовалось, что он не такой, как все — в большей мере, чем любой другой, дорсаец. Его создали поколения людей, рождавшихся, чтобы воевать; и он не вызывал у меня никакого сочувствия, словно от него дул в мою сторону пронизывающий ветер с какой-то холодной и бесплодной горной вершины. Я еще раз мысленно согласился с Пелом, что Ян состоит только изо льда. Но как человек, у которого убили брата, он заслуживал любой помощи.

— Я должен вам кое-что сказать, — начал я. — Насчет генерала Синьцзиня.

Он медленно кивнул:

— Я ждал, что вы ко мне с этим придете.

Я уставился на него:

— Вы знали про Пела?

— Мы знали, что кто-то из властей Сент-Мари был замешан в том, что произошло, — сказал он. — Обычно дорсайский офицер крайне бдителен в любой потенциально опасной ситуации. Но здесь сначала было ложное приглашение на обед; а затем убийцы оказались как раз в нужном месте, в нужное время, с нужным оружием. Кроме того, наши охотничьи отряды обнаружили явные доказательства того, что все это не цепь случайностей. Как я сказал, офицера типа полевого командира Грэйма обычно не так-то просто убить.

Звание и фамилия его брата прозвучали для меня почему-то столь же странно, как если бы кто-то говорил о себе в третьем лице.

— Но Пел? — спросил я.

— Мы не знали, что именно генерал Синьцзинь был в этом замешан, — ответил Ян. — Вы сами сейчас назвали его.

— Он из Голубого фронта, — уточнил я.

— Да, — кивнул Ян.

— Я знал его всю свою жизнь, — осторожно начал я, — Мне кажется, он испытал некоего рода нервное расстройство из-за смерти вашего брата; он всегда восхищался им. Но тем не менее это человек, вместе с которым я вырос, и этого человека нелегко заставить сделать что-либо, чего он делать не хочет. Пел отказывается помочь нам найти убийц; и вряд ли мы сможем заставить его говорить в течение шести часов, оставшихся до того, как ваши солдаты войдут в Бловен.

Я закончил. Ян спокойно сидел, глядя на меня, и ждал.

— Разве вы не понимаете? — воскликнул я. — Пел может нам помочь, но я не знаю, каким образом заставить его это сделать.

Ян продолжал молчать.

— Что вам от меня нужно? — Я с трудом сдерживал себя.

— Все, — ответил Ян, — что вы в состоянии мне дать.

На какое-то мгновение мне показалось, что в гранитной горе, которую он напоминал, возникла трещина. Какое-то мгновение, клянусь, я мог заглянуть ему в душу. Но если это и было так, трещина немедленно закрылась. Он, сидел — далекий и ледяной — за своим столом и ждал.

— Я ничего не могу вам сообщить, — сказал я, — если только вы не знаете какого-либо способа заставить Пела говорить.

— Я не знаю никакого способа, который был бы совместим с репутацией моего брата как дорсайского офицера, — словно издалека донеслись до меня слова Яна.

— Вас беспокоит репутация? — заорал я. — А люди в Бловене, которые могут погибнуть, если ваши солдаты придут сюда обыскивать все дома в поисках убийц. Что важнее, репутация мертвого человека или жизни живых?

— Люди — это ваше дело, комиссар, — холодно объяснил мне Ян, — профессиональная репутация Кенси Грэйма — мое.