В полдень 25 февраля Сойер снова ошеломил своего шефа новостями: арестован личный секретарь Крайны; сотрудники выгнали из министерств Галу, Копецкого и Пиетора; Зенкл и Кочвара предпочли удалиться сами.

— Значит, Зенкл еще в Праге? — спросил Борн.

— Да. Я его видел.

— А позавчера где он прятался целый день?

— У своей приятельницы, в Моравии.

Борн плюнул.

— Мерзавцы! Запутались в бабьих юбках!

— Крайна дал указание всем своим местным организациям — провести сегодня массовые демонстрации. По всей стране. И еще…

Сойер замялся.

— Что еще? — уставился на него Борн.

— Я сейчас видел в городе Сливу.

— Ага! Уже вернулся?

— Он никуда и не выезжал из Праги.

Борн встал и нервным жестом положил руки в карманы.

— Не выезжал?

— Не выезжал. Это я установил точно. Он принимал участие в аресте секретаря Крайны и Тейхмана. Он изловил в Находе штабс-капитана Благу, ускользнувшего было от ареста. Он позавчера днем… да, днем арестовал Гоуску.

Борн был потрясен.

— Что же это значит?

А Сойер испытывал истинное наслаждение, информируя шефа по вопросам, в которых тот проявил полную близорукость.

И продолжал злорадно:

— Слива — разведчик. Слива — партизан. По заданию подполья в годы протектората он работал под видом гестаповца, которого они схватили на каком-то острове. Слива орудовал под фамилией Барабаш.

Борн в полной растерянности смотрел на Сойера.

— Вы вчера говорили со Штейнгардтом о самолете для меня? — внезапно спросил он.

— Да. Самолет в вашем распоряжении.

— Предупредите пилота… — Борн не закончил фразы и погрузился в размышления.

Молчание тянулось долго.

— О чем предупредить? — напомнил Сойер.

— О том, что вы и я вылетим через час. В Регенсбург. А как ведет себя Бенеш?

— По-прежнему. Пока держится.

Борн закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Можно было подумать, что он задремал. Но это было не так. Его мозг напряженно работал. Все ли учтено и сделано? Не упущена ли какая-нибудь возможность повернуть ход событий в другую сторону? Нет ли надежды осуществить намеченные планы? Да, такая возможность есть! Убрать, ликвидировать президента Бенеша. Именно сейчас, пока он не уступил натиску Готвальда, пока он упрямится и не принимает отставки «двенадцати». При такой ситуации его смерть нетрудно объяснить стремлением коммунистов поскорей избавиться от президента. Возвести на них тягчайшее обвинение. В Вашингтоне такие крайние меры одобрят. В этом можно не сомневаться. Не станет Бенеша — кто примет отставку министров? Они и думать забудут о министерских портфелях. Начнется хаос, неразбериха. Вот тогда и можно вмешаться. Великолепная идея! Кто может реализовать ее? Крайна. Нельзя терять ни минуты.

Борн открыл глаза. Сойер по-прежнему стоял перед ним.

— Самолет отменить. Вызовите для меня машину, — отрывисто приказал Борн и снял с телефона трубку.

2

Владимир Крайна, генеральный секретарь национально-социалистической партии, прикрыл за собой дверь конспиративной квартиры. Стрелка на стенных часах показывала одиннадцать тридцать. Крайна вытер платком вспотевшее лицо.

В этой квартире Крайна провел уже две ночи. Расположенная на Пальмовке, она не была на виду у любознательных глаз. Здесь Крайна располагал и телефоном и репродуктором, что позволяло ему знать о всех событиях в столице.

Крайна от переутомления буквально валился с ног. Его тянуло прилечь и, быть может, вздремнуть немного. Но с минуты на минуту он ждал появления Борна, с которым только что сговорился по телефону.

Впрочем, неразумно было терять несколько свободных минут. Крайна прилег и с наслаждением вытянул ноги.

Несмотря на то что срыв и провал всех планов был очевиден, Крайна еще на что-то надеялся. Он цеплялся за любой повод. Во-первых, Бенеш не подпишет отставки «двенадцати». Бенеш лично заверил его вчера в этом. Сегодня эти заверения повторил начальник канцелярии президента. Во-вторых, в случае крайней нужды в Чехословакию войдут американские войска. Его удивляло: почему Борн собирается покинуть Прагу? Вчера ему сказал об этом Сойер. Интересно послушать — что сейчас станет говорить Борн?

Стук в дверь.

Вошел Борн, бодрый и энергичный.

— Приветствую вас, мой друг, — сказал Борн, пожимая руку Крайне.

Затем подошел к окну и слегка раздвинул штору.

Беспрерывным потоком двигались по улице автобусы и грузовики, в которых, подняв воротники, низко нахлобучив шапки, сидели и стояли люди. На древках, прикрепленных к бортам машин, плескались на ветру стяги. Красный цвет их приводил Борна в ярость.

— Вы, кажется, назначили на сегодня массовую демонстрацию? — спросил он, не оборачиваясь.

— Да, да, — ответил Крайна.

— Не ваши ли это демонстранты? — усмехнулся Борн.

Крайна подошел к окну, посмотрел и порывисто задернул штору.

— Нет. Эти едут на Вацлавскую слушать Готвальда.

— Мне тоже так кажется.

Они вернулись к дивану и сели.

— Итак, что же вы надумали? — спросил Борн.

Раздался телефонный звонок.

Крайна схватил трубку.

— Да… Что?! — трубка выпала из его рук. — Бенеш принял отставку «двенадцати».

Борн положил трубку на рычаг и набрал номер Сойера.

— Это вы, Сойер? У телефона Борн. То, что я отменил, должно остаться в силе. Ровно в пять вечера. Немедленно дайте указание.

— Я знаю, о чем вы сейчас говорили, — растерянно произнес Крайна. — Возьмите и меня с собой. Еще вчера господин Сойер уведомил меня о вашем предстоящем отъезде.

Борн насупился. Этому болтуну Сойеру придется сделать серьезное внушение.

— Техника вашего отъезда разработана. Ею занимаются специальные люди, — сказал Борн.

— А почему я ничего не знаю? — заносчиво и с обидой спросил Крайна. — Почему французы уже уведомили Шрамека, Галу, Рипку и Духачека, что пришлют за ними самолет?

— Ваши французы дураки, — бросил Борн. — И Рипка дурак.

Крайна покраснел, а Борн продолжал:

— Я вижу, вы только и помышляете о бегстве. А над тем, что еще можно предпринять, как выправить и спасти положение, как выполнить план, — об этом вы и думать не хотите. Это вы провалили верное дело. Разговоры о терроре, диверсиях, вооруженных выступлениях так и остались разговорами. План превратился в фикцию.

Крайна, бледный, сжал кулаки и, набравшись смелости, перебил Борна: