Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Желаю Вам в этом деле всяческих успехов.
11 ноября 1960 г.
В. С. Ж-ву
Дорогой В. С.!
«Ветераны» — стихотворение симпатичное, но уж очень невеселое, до жалостливости, а это уж ни к чему. И, кроме того, ударная Ваша строчка-цитата «Потихоньку, шажком…», мне кажется, несостоятельна в данном ритмическом контексте, так как приходится произносить «потихоньку». И еще: «Не поседев, друзья мои уходят» — плохо, так как, во-первых, поседение среди ветеранов дело вовсе не редкое. И, во-вторых, читается, конечно, «Не посидев», что сообщает строке совсем не тот смысл.
Желаю всего доброго.
6 декабря 1960 г.
А. М. Абрамову
Уважаемый Анатолий Михайлович!
Простите, что отвечаю с такой задержкой во времени, — тому причиной было мое длительное отсутствие (был в санатории), затем переезд на новую квартиру, перепахавший все мое бумажное хозяйство, а также каждодневная суета быстротекущей жизни.
Я вполне разделяю Ваш взгляд на читательские суждения о литературе как на существенную часть того, что в целом мы называем «критикой». Правда, и здесь не все чисто и не все ясно; бывают письма, поразительные по глубине и верности оценки литературных явлений, бывают казеннообразные, стандартные «отклики», к каким приучают людей газеты, «организуя» от времени до времени подобный материал, бывают просто глупые и т. д., но в целом этот поток нельзя не принимать во внимание.
Писем я получаю со времени появления в печати «Теркина» очень много. Более того, «Теркин» вызвал еще и большую массу стихотворных посланий, подражаний, «продолжений» и т. п. Одно время я стал было подбирать этот «фольклор», но потом как-то запустил. «Дали» вызвали подобный же поток писем и стихов. Корреспонденция эта очень разная, хотя главная, решительно преобладающая количественно масса ее — похвалы и приветствия. Но есть всякое, вплоть до анонимок оскорбительного и хулиганского характера. Главный приток писем по «Далям» относится ко времени моего опубликования заключительных глав, поэтому они у меня в приличной сохранности и доступности.
Конечно, я не против того, чтобы открыть Вам доступ к этим письмам, и даже думаю, что они будут для Вас небезынтересны. Но есть один деликатный момент — это возможность использования Вами их в печати. Я не могу (…) публиковать их по своему или чьему-нибудь выбору. Это, мне кажется, более удобно делать после, если кому понадобится. Но об этом мы поговорим на словах. И, наконец, самое главное: не приезжайте ради этого специально, это может меня поставить в неловкое положение, а Вас ввести в протори времени и капитала. Будет оказия приехать — звоните, заходите, но не специально.
Дайте что-нибудь и для «Нового мира».
17 апреля 1961 г.
М. П. Т-ву
Дорогой М. П.!
Должен сказать Вам прямо: Ваша «Большая Москва» — вещь совершенно неудачная. Не говоря уже о фальшивом, сентиментально-безжизненном сюжете, достаточно обратиться к стиху, каким написана поэма, чтобы увидеть, что оценка моя неопровержима. Вам все время отказывает слух, и Вы допускаете такие немыслимые звукосочетания, что, как говорится, нарочно не придумаешь: «Бил ливень», «Зыбь зданий», «Стул толкнул», «Пил сын», «Постскриптум», «Муж сжал», «Ел с дымом», «Чушь прешь» и т. д. и т. п. без числа.
Отдельные, нет, не отдельные, а многие и многие строчки строфы звучат просто пародийна.
Стал листок пятернищею бурою,
Буквы в душу впивались, звеня…
Всплыл в памяти случай типичный…
В слепящей капроновой блузке,
Как лебедь стояла жена…
Тихонько подкрался и стиснул
Капроновый этот туман…
Ярко-красные ногти искрились
И искрилось в бокале вино…
Обойдя шум парчового ветра…
Подошел, сел рядком с женихом.,
Мои дочурки-то росли как!
Мы к нежной жизни их вели
На той клубничке да на сливках,
С того и розы расцвели…
Шел взять Иван Калерии такси…
Девчат майор приемам обучал…
Жарко протер мышц студеную дрожь.
Не-ет! — поднялась, гневно дрогнула бедрами,
А тебя, дочку папы, к станку бы! —
Из башки быстро вышибло б дурь…
Муж молчал, мачтой встав перед нею…
Да вот горе — туже все с финансами —
Меньше стал Ванюха зашибать…
Впрочем, не только выписать все многообразные примеры такого рода, но и подчеркнуть в тексте все я не мог, да и нет в этом необходимости: если из приведенных образчиков косноязычия, безграмотности, пошлости и просто стихотворной беспомощности, взятых мною из текста поэмы, Вам не ясно, что дело со стихом у Вас обстоит весьма плохо, то уж тут ничем не поможешь. Прочесть 86 страниц таких стихов можно только по обязанности редактора, — читатель этого делать, конечно, не стал бы.
Не ясно ли, что браться Вам за вещи такого объема, хотя бы и в соавторстве с другим поэтом (что касается меня, то в соавторство в поэзии я не верю, за исключением, может быть, таких случаев, как юмористика), не под силу.
Как бы я ни старался выбрать слова, которые были бы менее обидны для Вас, суть остается та же.
20 мая 1961 г.
Е. М. Ч-ву
Дорогой Е. М.!
Ознакомившись с Вашими стихами, я не нахожу оснований настоятельно рекомендовать Вас в Литературный институт. Помимо того, что стихи, скажу прямо, посредственные, речь ведь идет не о зеленом юноше из десятилетки, а о взрослом человеке, капитане Советской Армии. Мне кажется, что Литинститут это не та дорога, на которую Вам следует вступать. Нет таких институтов, которые выпускали бы поэтов, подобно тому, как выпускают инженеров, агрономов