Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Маленький доктор, хватит притворяться. Вы же знаете, что сознание старика разрушили намеренно.
Ниже я попытаюсь точно воспроизвести на бумаге свой ответ, так как это важно.
– Я не одобряю ЭКТ как основной метод лечения. Я не назначаю его своим пациентам, может быть за исключением определенных случаев старческой депрессии. Я посвятила себя психоскопии, потому что считаю ее интегративным, а не разрушительным инструментом.
Чистая правда, хотя прежде я никогда не задумывалась об этом всерьез и не проговаривала вслух.
– Так какое лечение вы назначите мне? – спросил он.
Я объяснила, что после постановки диагноза мои рекомендации должны утвердить заведующая отделением и ее заместитель. Я также сказала, что на сегодняшний день никакие данные анамнеза и особенности личностной структуры не указывают на необходимость ЭКТ, хотя мы еще не слишком далеко продвинулись с обследованием.
– Обследуйте меня подольше, – сказал он, горбя спину и шаркая рядом со мной.
– Зачем? Вам нравятся сеансы?
– Нет, хотя вы лично мне нравитесь. Просто хочу оттянуть неизбежный конец.
– Флорес, с чего вы так уверены, что он неизбежен? Неужели вы не сознаете, что в данном вопросе мыслите совершенно нелогично?
– Роза, – он впервые назвал меня по имени, – Роза, невозможно мыслить логично в том, что касается абсолютного зла. В нем есть грани, не поддающиеся рациональному объяснению. Разумеется, я веду себя неадекватно, столкнувшись с угрозой неминуемого уничтожения моей памяти – моей личности. Но я не так уж и ошибаюсь. Сами знаете, меня не выпустят отсюда… – Он надолго замолчал, но в конце концов произнес: – Таким, как прежде.
– Один-единственный приступ психоза еще не…
– У меня не было приступа психоза. Вы должны уже были это понять.
– Тогда почему вас сюда направили?
– Есть у меня коллеги, которые мнят себя моими соперниками, конкурентами. Полагаю, они сообщили в ТРТУ, что я подпольный либерал.
– А доказательства у них есть?
– Доказательства? – Мы уже пришли в кабинет психоскопии. Ф. С. на мгновение закрыл лицо ладонями и издал растерянный смешок. – Доказательства? Однажды на собрании нашего отдела я долго общался с командированным иностранцем, конструктором, как и я. Кроме того, у меня есть друзья – ну, знаете, из этих, «бесполезных людей» – из богемы. Вдобавок нынешним летом я объяснил начальнику отдела, почему его проект, одобренный правительством, никуда не годится. Глупо вышло. Может, потому-то меня здесь и закрыли – из-за моего же идиотизма. А еще я читаю. Я прочел книгу профессора Арейи.
– Все это не важно! Вы мыслите позитивно, любите свою страну, не испытываете недовольства…
– Не знаю, – сказал он. – Мне нравится идея демократии, надежды. Да, это мне по душе, без этого я бы не смог. Но любить страну? Территорию на карте, очерченную границами? Считать, что внутри них все замечательно, а то, что снаружи, – не имеет значения? Разве может взрослый человек любить такую детски наивную идею?
– Но при всем том вы не предадите свою страну внешнему врагу.
– Знаете, если бы передо мной встал выбор между страной и людьми или страной и другом, пожалуй, я бы пошел на предательство. Если по-вашему это предательство. Лично я называю это моралью.
Он либерал. Ровно об этом же говорил в воскресенье д-р Катин. Классический случай психопатии: отсутствие эмоциональных реакций. Фразу «я бы пошел на предательство» он произнес совершенно бесстрастно.
Нет. Неправда. Он выговорил это через силу, с болью в голосе. Это я была настолько шокирована, что не испытала никаких чувств, лишь пустоту и холод.
Как прикажете лечить данный тип психоза – политический психоз? Я дважды перечитала книгу Де Камса и, кажется, поняла ее, однако между политическим и психологическим существует разрыв – книга объясняет, как позитивно мыслить, но не объясняет, как позитивно действовать. Я знаю, что должен думать и чувствовать Ф. С., вижу разницу между нормой и его теперешним настроем, но не понимаю, как переучить его на позитивное мышление. По Де Камсу, недовольство – это негативное состояние, которое необходимо заполнить положительными мыслями и эмоциями, но Ф. С. этот метод не подходит. И дело не в пациенте. То самое декамсовское расхождение между политическим и психологическим – там-то принципы Ф. С. и приложимы. Но если эти принципы неверны, как такое возможно?
Мне очень нужен совет, однако обратиться к д-ру Нейдс я не могу. Книгу Де Камса она вручила мне со словами: «Здесь вы найдете все необходимое». Признать, что я чего-то не нашла, – все равно что расписаться в собственной несостоятельности. Она просто заберет у меня дело. Я и так уверена, что оно для меня своего рода тест, проверка. Мне очень нужен этот опыт, ведь я учусь, а кроме того, пациент мне доверяет и говорит со мной без утайки. Значит, показывать кому-либо дневник или обсуждать волнующие меня вопросы нельзя – до тех пор, пока работа не закончена и важно доверие пациента. Даже не знаю, когда смогу открыться. Кажется, в моих отношениях с Ф. С. доверительность всегда будет играть ключевую роль.
Я должна научить его приспосабливать поведение к окружающей действительности, иначе в ноябре, когда руководство отделения соберется на врачебную комиссию, его отправят на ЭКТ. В этом он прав.
9 октября
Я перестала вести этот дневник, когда материалы, связанные с Ф. С., начали казаться ему (а может, мне) «опасными». Сегодня я перечитала все записи. Теперь ясно, что их вообще нельзя показывать д-ру Нейдс, так что я продолжу писать сюда все, что вздумается. Именно это она и велела мне делать, но притом наверняка рассчитывала на доступ к дневнику. Д-р Н. полагала, что я сама захочу делиться с ней наблюдениями (поначалу так оно и было) или буду показывать дневник по ее просьбе. Вчера она об этом попросила. Я ответила, что забросила дневник, так как записи в нем просто повторяют то, что я уже внесла в карты пациентов. Она отнеслась к этой новости с явным неодобрением, однако ничего не сказала. За последние несколько недель наши отношения «начальник – подчиненный» изменились. Я уже не так остро нуждаюсь в руководстве, а после выписки Аны Джест, публикации статьи об аутизме и успешной расшифровки пленок Т. Р. Винхи она уже не может упрекать меня в неопытности. Тем не менее моя независимость может прийтись ей не по нраву. Я сорвала с дневника обложку и прячу разрозненные страницы в кармашке под задней обложкой моего учебника Рейнгельда. Чтобы найти их там, придется потрудиться. Пока я устраивала тайник, у меня начались спазмы
