Тем примечательнее, что, когда 30 сентября 2001 года все-таки собрался очередной всемирный синод епископов, немедленно разгорелась дискуссия насчет «эффективной коллегиальности». Некоторые иерархи напирали на то, что если церковь провозглашает принцип «субсидиарности», то есть принятия решений на как можно более низком уровне, то Святой престол должен сам подчиниться этому принципу и поделиться властью с местными епископами. Им возражали, что власть римского папы охраняет непререкаемость учения. Последнюю точку зрения отстаивал, в частности, Ратцингер, посоветовавший братьям-епископам больше думать о защите чистоты веры и меньше — о дележе полномочий. Его высказывание встретили овацией[1356].

Иоанн Павел II вообще-то созывал синод не для этого. Он хотел обсудить с иерархами, как им всем «плыть на глубину» в новом столетии. По его наблюдениям епископы просто не ориентировались в социальном учении церкви. Ряд выступлений подтвердил такое мнение, обнаружив, в частности, что далеко не все пастыри знакомы с энцикликой «Centesimus annus». Что еще более огорчительно, многие собравшиеся весьма легкомысленно отнеслись к самому мероприятию. Например, один из американских кардиналов так отзывался о свеженазначенном коллеге Карле Леманне: «Леманн сидит за мной и храпит. Вопрос не в том, что он спит, потому что все спят. Но он еще и храпит!» [1357]

В ходе этого синода понтифик, между прочим, впервые в истории беатифицировал супружескую пару — Луиджи и Марию Кватроччи, причем на церемонии присутствовало трое их детей. Это событие создало прецедент. Конгрегация по делам святых, следуя букве канона, требовала, чтобы постулатор отыскал два чуда, раз уж к лику блаженных причисляют двух человек. На это постулатор возразил: «Если требуются два чуда, то выходит, что мы беатифицируем не супружескую пару, а просто двух человек. В таком случае все, что нами сделано [для поддержки семьи], оказывается не нужно». Римский папа, очевидно, склонился к тому же мнению, потому что через месяц конгрегация отозвала свое требование[1358].

* * *

Год 2001‐й стал прямым продолжением юбилейных торжеств. Вновь римский папа каялся в грехах представителей церкви и проповедовал мир. Но если весной прошлого года Иоанн Павел II ходил по следам Авраама, Моисея и Христа, то теперь настала очередь посетить места, где проповедовал апостол Павел — первый христианизатор язычников. Задача не менее сложная, чем визит в иракский Ур, ибо путь апостола пролегал через Грецию и Сирию — страны, где отношение к католикам оставляло желать лучшего. Особенно неистовствовали афонские монахи, которые, правда, находились в юрисдикции Константинопольского патриарха, но жили на территории Греции. Президент Стефанопулос хоть и пригласил римского папу в свою страну, но в качестве главы государства, а не церкви[1359]. Ситуация, аналогичная российской: еще Горбачев (а за ним — Ельцин) предлагал Войтыле нанести официальный визит в Москву. Иоанн Павел II воздержался, не желая дразнить Московскую патриархию. В Греции он решил не быть столь щепетильным — в конце концов, другого случая побывать на Ареопаге, где апостол Павел благовествовал афинянам, ему бы уже не представилось.

Майское путешествие 2001 года оказалось богато впечатлениями. Понтифика, должно быть, бросало то в жар, то в холод. Если в Афинах президент и глава синода даже не удостоили его чести встретить в аэропорту, то в Дамаске молодой лидер Башар Асад, напротив, всячески обхаживал, рассчитывая использовать пропалестинские симпатии Войтылы для нападок на Израиль, в руках которого находились стратегически важные Голанские высоты. Башар Асад менее года возглавлял Сирию, унаследовав страну от своего отца Хафеза, который находился на вершине власти около тридцати лет. Видимо, по неопытности и желая завоевать авторитет у сограждан, он произнес на встрече с римским папой пламенную речь, полную грубых выпадов против евреев, которым досталось и за идею избранного народа, и за распятие Христа, и за попытки обмануть пророка Мухаммеда. При этом сирийский лидер умудрился ни разу не произнести название государства Израиль. Первосвященник, слушая все это, не выдержал — в явном раздражении захлопнул папку с текстом своей речи. Большего он сделать не мог — дипломатический этикет не пре­дусматривает полемики. Однако это не спасло его от нападок мировой прессы. Наварро-Вальсу пришлось разъяснять на брифинге, что наместник святого Петра не разделяет мнение сирийского президента. Впрочем, и сам президент отверг обвинение в антисемитизме, напомнив, что арабы — тоже семиты.

Если в Греции, по словам афинского архиепископа римско-католической церкви Николаоса Фосколоса, «экуменизм вовсе не существует», то Сирия напротив, оказалась благодатным полем для экуменической деятельности римского папы. Ислам всегда привлекал его мистической традицией, близкой опыту босых кармелитов[1360]. И вот настала пора сделать решающий шаг навстречу этой религии — ступить в мечеть.

Мечеть Омейядов в Дамаске — это бывший собор Иоанна Предтечи. По легенде, именно там он и похоронен. Поскольку Иоанна Крестителя почитают также и мусульмане (под именем Яхъи), это позволило Иоанну Павлу II порассуждать о нем как примере для представителей обеих религий посвящения себя Богу. В мечети римскому папе преподнесли Коран. Снимки Войтылы со священной книгой мусульман уже были, поэтому на этот раз понтифик пошел дальше и поцеловал ее, вызвав пересуды и кривотолки, не утихающие по сей день. Вдобавок верховный муфтий Ахмед Куфтаро вслед за своим президентом тоже разразился антиизраильской речью, еще раз поставив первосвященника в неловкое положение. Благоразумный политик в таких обстоятельствах изменил бы маршрут своей поездки, включавший посещение разрушенной израильтянами православной церкви в Кунейтре, но Войтыла был не политиком, а пастырем. Не смущаясь возможной реакцией еврейской общественности, которая и без того кипела ввиду заявлений Асада и Куфтаро, он помолился в заброшенном храме рядом с израильскими позициями, призвав к миру обе стороны конфликта. Сирийские власти подготовились к событию — свезли окрестных жителей, некогда бежавших из Кунейтры. В собравшейся толпе реяли палестинские и сирийские флаги, и даже одно полотнище движения ХАМАС, а с ближайшего холма за происходящим следили израильские солдаты, охранявшие радиолокационную станцию. Несомненно, для сирийцев поездка римского папы в Кунейтру была важна исключительно с пропагандистской точки зрения. В свое время Клинтон отказался посетить этот город, чтобы не плясать под дудку Асада и не портить отношения со своими избирателями[1361]. Иоанн Павел II не был связан политическими расчетами — ему ведь не нужно было заботиться о будущем своей партии. В этом заключается преимущество Апостольской столицы: она стоит над интересами людей и народов, а потому может обращаться к вечным ценностям.