Православная икона на католической мессе — это был очередной поклон «церкви-сестре». Хоть восточные патриархи и предпочли отметить юбилей в своем кругу, Иоанн Павел II не терял надежды восстановить утраченное единство. Ранее в том же году, принимая у себя участников американо-европейского семинара, посвященного социальному учению церкви, он показал им икону Казанской Богоматери — один из самых почитаемых образов в России, с которым, между прочим, связывают изгнание из Москвы польско-литовских интервентов в 1612 году. Ватиканский список, правда, имеет неясное происхождение (согласно заключению комиссии католической церкви в 2003 году, это — копия XVIII века, сделанная под оклад, то есть хорошо прописаны только лицо и руки)[1323], однако это не помешало русским католикам при участии американской организации мирян «Голубая армия» в 1970 году выкупить его из частной коллекции и поместить в специально построенную церковь в Фатиме. Оттуда в марте 1993 года образ перекочевал в личные покои римского папы. Демонстрируя его участникам семинара, Иоанн Павел II сказал, что мечтает лично вернуть икону в Москву[1324]. Сигнал был услышан, правда не совсем теми, к кому обращался Войтыла: в конце года мэр Казани Камиль Исхаков, посещая Апостольскую столицу, от имени президента Татарстана Минтимера Шаймиева пригласил римского папу на празднование тысячелетия города, которое должно было состояться через пять лет[1325].

* * *

Пока же Иоанну Павлу II не удалось договориться даже с парой десятков православных монахов древнего монастыря святой Екатерины на Синае, который понтифик посетил 26 февраля 2000 года в рамках поездки в Египет. Отказ братии допустить папскую мессу внутри монастыря вполне можно было объяснить его небольшими размерами, но нежелание вознести совместную молитву на литургии слова, отслуженной в ближайшем оливковом саду, свидетельствовало, что монахи отнюдь не разделяют экуменический порыв гостя. Впрочем, монахи позволили Войтыле преклонить колени в часовне Неопалимой купины, на том самом месте, где Моисей узрел Господа. Понтифик в знак дружбы подарил им копию Ватиканского кодекса — драгоценной греческой Библии середины IV века.

Стоит заметить, что для Иоанна Павла II (как и для многих других верующих) история Моисея отнюдь не выглядела преданием. Явление Иеговы ветхозаветному пророку произошло на самом деле, и произошло оно именно там, где указано — в этом римский папа был твердо убежден[1326]. Эта оговорка важна для понимания его путешествия на Святую землю, случившегося месяц спустя. Никаких аллегорий — живой Бог действительно ходил по этим камням и действительно искупил Своей кровью первородный грех. Оттого Войтыле было особенно больно, что именно там, в месте рождения Спасителя, потомки Авраама проливали кровь друг друга, не в силах поделить святыни. Что это как не отрицание самой сути Христовой жертвы? Но иноверцы, конечно, совсем не обязаны разделять папскую философию, что и показали события ближневосточного вояжа.

В преддверии исторической поездки хватало тех, кто скептически взирал на это мероприятие и даже осуждал его. «Мы готовим римскому папе не слишком теплый прием, — предупредил шейх Мухаммад Джамал, второе лицо среди палестинских исламистов. — Здесь, у нас дома, ему придется выслушать наши доводы». В Израиле более двух тысяч раввинов подписали обращение к первосвященнику не служить мессу в субботу. Кроме того, от римского папы требовали гарантий, что он не собирается обращать в христианство евреев. На одной из вертолетных площадок иудейские экстремисты вообще вывели кресты и свастики, поставив между ними знаки равенства[1327].

Ватикан, словно дразня их, 15 февраля 2000 года подписал договор с Организацией освобождения Палестины, тем самым установив официальные отношения с правительством Арафата. В преамбуле договора прописали международный статус Иерусалима, что вызвало протест израильтян, считавших город своей столицей. Израильтяне надеялись, что как раз визит римского папы подтвердит их претензии на колыбель трех религий. Министр по делам Иерусалима Хаим Рамон в беседе с Тораном назвал паломничество Иоанна Павла II «важнейшим визитом в страну со времен создания государства»[1328]. Поэтому договор с палестинской администрацией не мог не вызвать возмущение в Тель-Авиве.

Впрочем, понтифик не поскупился и на широкие жесты в отношении иудеев. Двенадцатого марта, в первое воскресенье Великого поста, он устроил День покаяния за грехи церкви, в ходе которого кардинал Кассиди от имени римско-католической церкви попросил прощения у Бога за проступки христиан в отношении еврейского народа. Устами других куриальных кардиналов Святой престол просил также прощения за недостойные методы своих слуг при защите евангельской истины (то есть за пресловутые костры инквизиции), за преступления против иных религий и культур, за разрыв единства церкви, за проступки против женщин и детей, за нарушения прав человека и за аборты. Тот факт, что грехи, совершенные христианами против евреев, были упомянуты отдельно, а не включены в состав преступлений против иных религий и культур, ясно свидетельствовал о глубоком чувстве вины, которое испытывала церковная верхушка и лично понтифик за эту темную страницу истории.

Правда, Иоанна Павла II опять чуть не подвело ведомство Ратцингера. В декларации «Память и примирение: Церковь и вины прошлого», которую Конгрегация вероучения представила за пять дней до покаянной мессы, проблема католического антисемитизма удостоилась куда меньшего внимания, чем, например, в «Размышлениях о Шоа». Зато эту проблему, наряду с вопросами о причинах церковных расколов и допустимости суровых мер при защите учения, авторы декларации привели в качестве примеров «очищения памяти» со стороны Святого престола[1329].

Документ, очевидно, был составлен для подведения богословской базы под действия Иоанна Павла II, что само по себе говорит о трудностях, на которые натолкнулась эта инициатива понтифика. Даже болонский архиепископ Джакомо Биффи, который обычно поддерживал Войтылу, выражал сомнения в такой форме расчета с прошлым, опасаясь, что верующие начнут сомневаться в святости церкви. Под его влиянием римский папа в «Tertio millenio adveniente» поменял выражение «Церковь всегда признает грехи своих детей» на «Церковь не отрицает греховности своих детей», то есть перенес акцент с грехов на природу человеческую. Но даже и после этого Биффи остался недоволен. Уже после смерти Иоанна Павла II он написал, что «к сожалению, римский папа не обдумал этого в достаточной мере»[1330].