приводились новые аргументы, иногда в таких спорах вновь проявляются взаимное раздражение и упреки. Такое раздражение заметно в словах Маврокордато, когда он, характеризуя текст договора посланников, не согласившихся на желательные для него изменения, говорил, что «видит-де он и сам, что они, посланники, те статьи (первую, вторую и третью) написали во всем согласные своему намерению, а не так, как их, думных людей, есть желание, и везде-де у них, посланников, перед прежними его, Александровыми, статьями учинена многая прибавка и в речах переправка», и пятая статья у них, посланников, «написана почитай что вся вновь не по их, думных людей, предложению», посланники «все статьи его превратили по своему хотению и написали вновь свои статьи, которые им зело противны». Со своей стороны и уполномоченные посланников, переводчик и подьячий, заметили Маврокордато, что в его редакции в пятой статье было написано «гораздо с затмением и в одном месте знатно была недописка»[1090].

Проследим теперь процесс редакционной обработки статей последовательно, как они рассматривались в переговорах Александра Маврокордато с посылавшимися к нему лицами и с самими посланниками. Предполагаем, что в руках читателя имеется текст договора.

Статья 1, вопреки заявлению переводчика Лаврецкого и подьячего Протопопова о том, что «в договорех мирных ненадобно писать многого красноречия и слагательства и темных закрытых речей»[1091] (изложенная, как и весь, впрочем, текст, весьма вкрадчивым, высокопарным, носящим следы перевода с латинского языка, достаточно поэтому невразумительным слогом, совсем не тем простым и ясным русским языком, каким написан «Статейный список»), говорила о прекращении всякого «неприятельства и недружбы», о предании забвению всяких враждебных действий между сторонами, о том, что «никакими мерами меч на отмщение да не вземлется», о соблюдении взаимной дружбы «между царствами и подданными их», которые, между прочим, «взаимно с истинностью да пересылаются», наконец, о возобновлении в дальнейшем перемирия по истечении срока теперь заключенного перемирия или до истечения этого срока. Александр Маврокордато нашел, что статья 1 в общем «написана добро», но отметил в ней лишние выражения, именно: «Меж-до собою государи пересылаются»; затем выражение, касающееся возобновления перемирия: «Впредь на тех же статьях, если обоей стороне полюбится, договорено да будет». Маврокордато находил, что упоминать о «пересылке» между государями здесь излишне, тем более что в этой же статье говорится о «пересылке» между подданными, «а подданных с великими государи в одной речи примешивать и писать неприлично». Выражение «на тех же статьях» он находил неудобным потому, что оно как бы обязывало стороны в будущем продолжить перемирие именно на этих условиях, тогда как времена, а с ними и условия могли перемениться. «Прежде времени, — говорил он, — обязывать тем себя не для чего. Бог-де знает, кому еще впредь в чем какое счастье будет, и тогда по времени смотря и поступок будет». Посланники, слабо защищая свою редакцию, говорили, что великих государей приписали они в эту статью, чтобы «явственно было, что мир заключен у великих государей, а не у подданных», на что Маврокордато возразил, что уже в начале договора в предисловии (написано, что мир учинен между великими государями, а не между подданными, «и как подданные могут пересылаться о великих делах, чего нигде не повелось?». Хотя и «по многом споре», посланники, однако, приняли предложение Маврокордато, и указанные им выражения были из статьи 1 устранены[1092].

Статья 2 вызвала горячие и надолго затянувшиеся споры. Статья говорила о разорении днепровских городков, о том, чтобы на местах разоренных городков никогда впредь никаких поселений не устраивать; о возвращении разоренных городков с их землями султану; о сроке разорения (через 30 дней после подтверждения мира через Великое посольство); о свободном выводе из разоряемых городков царских войск и вывозе военного снаряжения. Условия разорения и возвращения городков были давно приняты, и по ним состоялось полное соглашение. Предметами же спора оказались, во-первых, упоминание в тексте посланников о том, что по возвращении разоряемых городков с землями «достальные земли», т. е. не принадлежавшие разоряемым городкам, «от тех городков вверх по Днепру к Сече Запорожской имеют быть по-прежнему в державе царского величества». Маврокордато упоминать в статье о возвращении остальных земель вверх по Днепру «в державу царского величества» решительно отказался, потому что царь уступает султану не свою землю, а его же, султанову; если бы царь уступил султану хоть на одну пядь земли «прямой своей», то можно бы было написать об остальной земле. Посланники возражали, что раз Казыкермень был во владении у царя, то уже это стало «не чужое, а его, государево». Сечь Запорожская заведена была тому больше двухсот лет, а Казыкермень построен тому лет с тридцать. «И как ему, Александру, мнится, была у того города Запорожского земля или не была?» Маврокордато отвечал, что земель, принадлежащих городу Запорожскому, султан себе не просит, «как к которому городу земли было до войны, то так они и будут»; посланникам о том размышлять много нечего, запорожские и казыкерменские земли будут размежеваны старожилами и знающими людьми. Султан желает одного, чтобы ему возвращены были по-прежнему казыкерменские земли, которые у него останутся впусте[1093]. На упоминании о «достальных» землях посланники далее не настаивали, и это в текст окончательного договора включено не было. Но большие разногласия вызвали выражения, обозначающие земли днепровских городков, вместе с которыми разоренные городки возвращались во владение Оттоманского государства. Посланники в своем тексте употребили выражение: «А земли их, как до сей войны были паки во владении Оттоманского государства, от его священного царского величества да возвратятся»[1094]. Маврокордато для обозначения тех же земель взял выражение: «С своими землями».

Посланники утверждали, что слова «а земли их» были предложены самим же Маврокордато, а теперь он начинает «новой неначаемой спор», что «они не по малу дивятся его, Александрову, не только в словах, но и в деле непостоянству». Предлагаемого им выражения «с своими землями» они отнюдь не напишут, да и написать не могут. Они даже опасаются, что «с стороны их, думных людей, завязывается в тех словах некакое лукавство». Маврокордато возражал: «Если посланники разумеют здесь какое лукавство, и они бы о том объявили безо всякого стыда и зазору, а они, думные люди, будут то дело лечить, чтоб на обе стороны было явно и ясно». Слова «с своими землями» предлагает он по приказанию визиря. Когда стали читать эту статью визирю на турецком языке, визирь сказал ему, Александру: «Как ты не смотришь, что в посланничьих словах „а земли их“ есть великой обман?» На слова Маврокордато, что выражения «а земли их» и «с