– Как здесь темно! – озираясь, поежилась она. – И холодно!

Средней длины бирюзовое платье, с открытыми плечами и воланами на талии. В таком наряде она красовалась на второй день после нашей свадьбы; может, потому и надела его, собираясь проведать меня в подземелье. Ей бы сейчас больше подошло зимнее пальто до пят и с меховым воротником. А без шапочки можно обойтись – ведь волосы у нее такие густые и плотные, что голову не застудить даже на самом лютом морозе.

Красивые у нее волосы, темно-русые, вьющимися локонами струятся по плечам. Глаза глубокие и черные, как колдовские колодцы. Очаровывают эти глаза, втягивают в себя так, что не вырваться… Я-то вырвался, но так и остался в зоне их притяжения, так и кручусь на ее орбите… Глупо, надо сказать, вырвался. Не по своей, можно сказать, воле.

– Опять нажрался, как свинья, – глянув на меня, презрительно хмыкнул Костя.

Надо сказать, что этот косматый тип с маленькой мефистофельской бородкой не очень жаловал меня. Но при этом он не видел во мне соперника и так близко подпускал меня к Оксане, что порой захватывало дух. Случалось, что мы оказывались вдвоем во всем доме; меня тянуло к ней, а она, казалось, была не прочь, и я даже не знаю, что всякий раз удерживало нас от греха…

– Ты же знаешь, он много не пьет, – покачала головой Оксана.

– Откуда я могу это знать? – небрежно скривился Костя. – Я же не жил с ним.

– Я жила. И знаю…

– Когда ты с ним жила! Сколько времени прошло!.. Может, он уже спился. Да видно, что спился, лежит себе, даже не мычит…

– Может, он умер? – не своим голосом спросила Оксана.

– Да нет, не похоже… Дышит. И перегаром от него тянет…

Да и Костя говорил чужим голосом. Он стоял в стороне от меня, а кто-то незнакомый, склоняясь надо мной, говорил над самым ухом.

– Смотри, крови сколько!

Оксана и Костя растаяли в темноте, но чье-то присутствие оставалось. Что, если на меня напоролись зомбированные землекопы? Или даже нагнали меня?..

Я открыл глаза и тут же ослеп от яркого света.

– Смотри, глаза открыл! – послышался тонкий девичий голос.

– Да и так ясно, что живой, – вторил ей парень.

Он находился так близко, что дышал на меня запахом чеснока, слегка заглушенным жвачкой с мятной свежестью. Но лица его я не видел: яркий фонарь светил мне прямо в глаза.

– Фонарь убери, – попросил я.

Язык, казалось, распух во рту, потяжелел, и вряд ли мою речь можно было назвать внятной. Но все-таки парень отвел в сторону луч фонаря, и я смог разглядеть его. Широкое круглое лицо, густые черные брови под капюшоном спортивной ветровки. Нос картошкой, нижняя губа лепешкой.

– Ты кто такой?

– Да я-то Саня! – звонко воскликнул парень. – А вот ты кто такой?

Но я проигнорировал его вопрос. И отвечать не хотелось, и каждое слово давалось с трудом.

– Далеко убежище?

– Какое убежище?

– Ну, ваше убежище, – пробормотал я.

– Зачем нам убежище?

– Как зачем? А война?

– Какая война?

– Атомная… Атомная война… Нейтронная бомба над Москвой.

– Что это с ним? – спросила невидимая девушка.

– Бредит, – ответил ей парень.

Я действительно находился в горячечном состоянии, но это не значило, что я нес бред. Тем более что недавний международный конфликт на самом деле закончился чередой ядерных взрывов. И я не бредил – я всего лишь хотел знать, насколько сильно пострадала моя страна. Но я не смог задать такой вопрос, потому что потерял сознание.

1

Бабочка в безумном танце порхала вокруг лампочки под потолком, билась об нее, обжигала крылья. Ее тень металась по серым, потрескавшимся стенам отсека, в конвульсивной пляске проносилась перед глазами. Мое сердце и сознание пульсируют в том же судорожном ритме.

Я лежал на железной койке в подземном отсеке без окон, но почему-то со шторами на стене. Возможно, за ними скрывалась какая-то стратегическая карта… Ведь в мире идет война, и все, что уцелело, должно быть подчиненно военным интересам…

Хоть и смутно, но я помнил, как какие-то люди выносили меня из катакомб. В пути я несколько раз терял сознание, поэтому и не заметил, как меня доставили в это подземное убежище. Но когда в очередной раз пришел в себя, почувствовал, как мягкие женские руки обрабатывают рану на моей голове. Кажется, мне даже сделали рентгеновский снимок… Видимо, убежище серьезное, поэтому и оснащено медицинской техникой…

И как перевели меня в этот отсек, я тоже не помнил. Очнулся на койке под солдатским одеялом. Матрас настолько мягкий, что я мог лежать на раненой спине, почти не испытывая боли. Левое плечо в бинтах, на голове повязка. Лампочка под серым в разводах потолком, бабочка, непонятно, как залетевшая под землю. И еще толща земли надо мной, и московские руины. Но это меня почему-то совсем не пугает, и на психику не давит. После того, что со мной случилось, мне уже ничего не страшно.

Бабочка вдруг застыла перед моими глазами, распылалась по ширине, растянулась по высоте. Ничего страшного, просто я теряю сознание…

В чувство меня привел яркий свет из расшторенного окна. Не успел я открыть глаза, как мое истерзанное сознание выдало безумную мысль, и мне взбрело в голову, что это световое излучение атомного взрыва. Но здравый смысл не оставил меня в беде. Ядерную вспышку можно увидеть в окно, а как окно могло оказаться в подземном помещении?

Разум продолжал торжествовать, и я понял, что нет никакого взрыва, зато есть окно. Самое обыкновенное окно, из которого – в рамке из деревьев по нижней кромке и двух высотных зданий по бокам – отчетливо было видно синее, слегка подернутое кисельными облачками небо. И солнце ярко светит откуда-то свысока, наполняя мою душу невообразимым восторгом.

Дома, те, что я видел в окне, стояли как невесты в свадебном наряде. Стены белые, незакопченные, стекла в окнах целые, не выбитые ударной волной. И макушки деревьев ярко-зеленые, листва необожженная… Значит, не было никакого ядерного взрыва! Значит, Москва нерушимо стоит на своих семи холмах!

На экране мысленного взора вдруг всплыло торжественно-загадочное лицо Болгарова. Я требовал от него объяснений по гамма-излучению, и он собирался его дать.

«Должен же я был вас как-то успокоить, – приглушенно-звонко прозвучал его голос. – Я вам даже больше скажу, прибор не работает… То есть он работает, но там встроенный источник радиации…»

Он не договорил: помешал крик Нины. Но когда я привел Славу в чувство и потребовал суда над ним, Болгаров снова собрался нам все объяснить.

«Не надо! Хватит!… Я вам сейчас все объясню! Дело в том, что…»