Разговор о натяжках и противоречиях в «каноническом» толковании Кумрана с тем же успехом можно было бы начать, скажем, с рассказа о том, что при раскопках в Кумране было найдено кладбище, на котором были захоронены более тысячи человек, — несколько многовато, не правда ли, для уединенной «монастырской» общины? Еще более странно, что добрая половина этих захоронений принадлежала женщинам, что совсем уж не вписывается в наши представления об аскетической секте, члены которой, как утверждал Плиний, давали обет безбрачия. Зачем понадобилось целомудренным ессеям такое количество женщин? Или вот, к примеру, другая история — с тридцатью филактериями, или тфилин, остатки которых были обнаружены (вперемешку с рукописями) в пещерах, окружающих Кумран. В этих двух кожаных коробочках, которые повязывает себе на лоб и левую руку молящийся еврей, находятся написанные на пергаменте молитвы. Любопытно, однако, что в кумранские тфилин были вложены, как оказалось, самые разные молитвы, что опять-таки странно для секты, которая свое единомыслие подчеркивает даже в самоназвании — «Яхад» (что значит «вместе», «заедино»). А чем объяснить наличие в развалинах Кумрана тысяч однотипных глиняных тарелок и кувшинов, как будто изготовленных на продажу или для использования в каком-то большом хозяйстве? Или большую, явно крепостного вида башню (ту самую, ныне обвалившуюся)? Или отсутствие жилых помещений — и это при наличии гончарных мастерских, печей для литья железа, стойл для животных и тому подобного?

Таких примеров можно привести еще много, и для каждого из них «каноническая» версия вынуждена искать отдельное, зачастую весьма натянутое, объяснение. Женщины? Наверно, рядом с «безбрачными ессеями» в Кумране жили и «ессеи семейные». Много захоронений? Возможно, сюда приходили ессеи со всех концов Палестины. Отсутствие жилых помещений? Значит, все насельники Кумрана жили в близлежащих пещерах. А найденные рукописи? Вероятно, именно там они и изучали Тору. Но почему в пещерах нет никаких останков, никаких следов пребывания людей? Ну, может быть, они жили не в самих пещерах — там они только хранили рукописи и изучали Тору, — а, скажем, в шалашах и палатках рядом с Кумраном. А почему в тфилин вложены разные молитвы? Видимо, руководители секты разрешали всем членам общины молиться, как кто привык. А зачем столько глиняной посуды? Они из нее ели. И так далее, и тому подобное. Это как раз тот метод объяснения, который по-латински называется «ad hoc» (буквально «к этому»), то есть применительно к данной конкретной потребности: каждая отдельная гипотеза — для объяснения каждой отдельной загадки, вне зависимости от целого. «Целым», которое призваны сохранить все эти частные гипотезы, является лишь один, главный принцип: Кумран — это место пребывания ессейской (протохристианской) общины, которая создала Кумранские рукописи.

Этот принцип намертво связывает проблему Кумрана с проблемой свитков Мертвого моря. Между тем свитки, подобные кумранским, а также отличные от них, но тоже содержащие древние тексты, и просто документы той давней эпохи (письма, записки, долговые обязательства и тому подобное), которых нет в Кумране, были найдены и во многих других местах вокруг Мертвого моря. Это громадное на сегодняшний день палеографическое наследие отражает духовную и бытовую действительность Иудеи на переломе тысячелетий, и многим ученым представляется, что свитки Мертвого моря следует изучать именно на этом фоне, а не в шорах «протохристианского» подхода. Освобожденная при этом от проблемы свитков проблема Кумрана предстает в совершенно ином свете. Об этом первым заговорил еще в 1984 году упомянутый выше профессор Голб. По его меткому наблюдению, тот случайный порядок, в котором одна за другой обнаруживались Кумранские рукописи, сильно повлиял на толкование всей кумранской проблемы, потому что в числе первых были найдены некоторые свитки «протохристианского» или, во всяком случае, ессейского содержания, и это сразу же склонило исследователей сосредоточиться на ессеях как «главных подозреваемых» в авторстве всех Кумранских рукописей вообще. Однако, по мнению Голба, знаменитые свитки Кумрана имеют не ессейское, а совсем иное происхождение, а сам Кумран никогда не был «монастырем ессеев». Статья Голба положила начало целому ряду новых гипотез, выдвинутых другими учеными для решения загадок Кумрана, и можно, не очень преувеличивая, сказать, что неканонические толкования этих загадок сегодня конкурируют с каноническими на равных.

Займемся самим Кумраном, отдельно от пресловутых «свитков». По другому меткому замечанию, которое принадлежит археологу Дэйвиду Стаей, на взгляды многих археологов — в особенности тех, кто первыми начали раскопки в Кумране, — тоже повлияло некое случайное обстоятельство, а именно то, что во времена первых раскопок (как, впрочем, и сейчас) Кумран выглядел глухим, заброшенным уголком пустыни, далеким от всех центров цивилизации, и потому мог показаться идеальным местом для группы людей, которые хотели «уйти от мира» в аскезу, отшельничество и изучение Торы. Однако более поздние археологические исследования в этих местах показали, что в последние века до нашей эры — те самые, которыми датируются Кумранские рукописи, — Кумран выглядел совершенно иначе.

Результаты этих исследований рисуют такую картину. Во II веке до н. э. Кумран находился на скрещении торговых и военных путей, всего в 12 километрах (3 часа неспешной ходьбы вдоль низкого берега Мертвого моря) от огромного Хасмонейского поместья в Иерихоне, в центре которого возвышался пышный царский дворец (династия Хасмонеев правила в Иудее со 152 по 37 год до н. э.). Хасмонеев привлекли в эти места два растения, которые приносили царской казне большую прибыль, — финиковая пальма и бальзамное дерево. Плоды первого и сок второго пользовались в те времена огромным спросом. Учитывая это, хасмонейские цари приказали провести в этот район акведуки, и постепенно огромный участок ранее бесплодной земли был превращен в сельскохозяйственные угодья. Одновременно был построен большой жилой комплекс для управляющих поместьем, а также для отдыха царской семьи. А необходимую знати посуду и другую утварь решено было изготовлять в близлежащем Кумране, благо там были большие запасы горючего битума и отличной глины (трехтонные ее запасы археологи недавно вскрыли прямо под главной кумранской цистерной). Можно думать, что именно тогда в Кумран был проведен отдельный акведук. О том, что вода, поступавшая по нему в Кумран, предназначалась не для питья или ритуального омовения, свидетельствуют специальные стоки для грязи и прочих осадков, сделанные в устье акведука, перед самым входом в цистерну. О ремесленном назначении тогдашнего Кумрана говорят и запасы сохранившейся тем посуды — грубая и плохо обожженная, она зато была идеально приспособлена для упаковки и перевозки, а это составляет два главных требования к массовому производству. Кумран стал, по существу, составной частью иерихонского поместья Хасмонеев, и можно думать, что главную часть его населения составляли тогда рабы и наемные рабочие, ремесленники и земледельцы. Одни жили и работали здесь, другие обслуживали поместье и возвращались в Кумран только на ночлег, в шалаши и землянки.

Кумран приглянулся Хасмонеям не случайно. В древности здесь высилась небольшая крепостца (отсюда и башня), защищавшая те дороги, что вели к Иерусалиму с восточных границ Иудейского царства. Надобность в этой крепости со временем отпала, гарнизон из нее был выведен, и в крепости появились новые обитатели, которые, как уже сказано, обслуживали иерихонское поместье иудейских царей. Судя по количеству костей, постоянное население Кумрана было незначительным, не более нескольких десятков.