Ермолай решил не комментировать выпад женщины.

Вскоре она остановилась возле обшарпанной двери с табличкой «22». Ключом открыла замок в двери и толкнула ее ногой. Комендант, шаря рукой по стене, нащупала выключатель и включила его. Открывшееся за дверью помещение озарилось светом висевшей под потолком одинокой лампочки. Женщина, следом Сергеев, вошли в комнату размером примерно 3 на 4 метра. Возле окна с синей занавеской стоял стол и два стула, у одной стены — узкая кровать, у другой — платяной шкаф.

— Владей, — изрекла комендант, положила ключ на стол, громко чихнула, проскрипела:

— Туалет и душ в конце коридора. Смотри, соблюдай там чистоту, — и вышла из комнаты.

«Неприятная женщина эта коменда», — подумал Ермолай.

Осмотрел явно не первой свежести унылое жилище с ядовито-зелеными стенами.

«Жить, конечно, можно…», — прикинул невесело.

Голова трещала, глаза слипались, раненая нога что-то ныла. Он сразу завалился спать…

* * *

Пермь, военный госпиталь

Проснувшись, Сапега почувствовал себя гораздо лучше. Он даже осторожно, дабы не разбудить дремавшую за столом медсестру, попытался встать. Но… это у него не получилось, организм был еще определенно слаб. Стало трудно дышать, запершило в горле, он разразился пронзительным кашлем…

«Надо позвонить в Москву, узнать, как дела», — решил, прокашлявшись, и позвал медсестру.

— Принесите мне телефонный аппарат, — приказал тоном, не терпящим возражения…

Первый звонок Сапега решил сделать домой. Лиза долго не отвечала. Но вот послышался ее настороженный голосок.

— Здравствуй, Лизок. Миленькая и мягонькая моя! Как ты там поживаешь одна?

— Как мне плохо, Васенька! — раздались всхлипывания. — Плохо! Очень плохо! Как мне плохо! Только ты не верь никому, кто скажет плохое слово обо мне.

— Что, что случилось? Ты не заболела?

Очевидно от волнения, он закашлялся.

— И заболела я, Васенька, и вообще все плохо. Когда ты приедешь, Васенька?

— Точно сказать не могу, дела важные. Ты давай держись, Лизок…

Взволнованный Сапега быстро набрал номер председателя Госбанка. Услышав голос Булганина, изрек:

— Здравствуй, Николай Александрович. Как дела? — снова закашлял.

— Здравствуй, Василий Васильевич. У нас все идет нормально. Как сам?

— Ничего. Слушай, ты не знаешь, что там с моей Лизонькой случилось?

— Нет.

На две-три секунды повисла пауза.

— М-да. Николай Александрович, забери ты меня отсюда, очень тебя прошу… — снова закашлялся, надрывно закашлялся.

— Не могу я приказывать врачам, пойми, Василий Васильевич. Да и нездоров ты, судя по всему.

— Здоров-здоров. Ну, пожалуйста. Попроси кого, ну этого э… полковника Норейко, э… из НКВД.

— Врачам никто не может приказать. Пойми, тебе прописан постельный режим, тебя нельзя перевозить…

Сапега бросил трубку.

— Ну почему у меня так все плохо!? — воскликнул и закашлялся, надрывно закашлялся…

* * *

— Ну, ты и горазд поспать, брат!

Ермолай проснулся, открыл глаза и увидел в комнате улыбающегося Истомина.

— Я уже успел у начальства ценнейшие указания получить и до тебя вот добраться, — весело шумел майор.

— Я с вечера получал указания, — вяло изрек Ермолай.

— Девятый час, у нас дел невпроворот, — продолжал весело майор. — Давай вставай, умывайся, и мы через 10 минут отчаливаем.

— Куда? — поднимаясь и зевая, спросил Ермолай.

— Как куда? В хранилище!

— Их два в Москве.

— Идем в первое.

— Лично я иду во второе.

— Объясни. Ведь золото и платина находятся в первом. И разве не с него начнется вывоз?

— Первое находится в старой центральной части города, к нему нет подъездных железнодорожных путей. Второе хранилище находится на окраине города, и к нему есть пути. Булганин решил, что мы сначала вывезем серебро из второго хранилища и тем самым освободим место для подвоза золота из первого хранилища.

— А!..

Ермолай вернулся, умывшись, минут через пять.

— Осмотрел я, брат, твое жилье, — вымолвил Истомин, озирая комнату. — И решил, здесь нормально жить нельзя. Вечером поедем ко мне, у меня будешь жить.

— Неудобно мне…

— Брось сантименты свои, — строго отрезал майор. — Считай, что это нужно в интересах нашего общего дела. Вот сделаем его, хорошо сделаем, тогда… — запнулся, — живи, как знаешь…

* * *

Москва, парковая зона в саду «Эрмитаж»

На лавочке в тенистой аллее непринужденно расположились двое мужчин. Один уже в возрасте, определенно за 70 лет, полный, в очках и кепке. Второй средних лет, стройный, с гладко зачесанными назад темными волосами. Они ведут неспешный, тихий разговор.

— …Вы можете уточнить, где находится и чем занимается в данный момент сотрудник Госбанка Сергеев Ермолай? — спрашивает более молодой мужчина.

— У меня остались знакомые в кадровой службе Госбанка, — медленно отвечает мужчина в кепке, — они помогут найти этого типа. Э… но потребуется некоторое время. Также, — улыбается, — потребуются и деньги для стимуляции процесса.

— Само собой, мне эта информация нужна как можно скорее. Скажите, в Москве есть хранилище, где хранится золотой запас России?

— Когда я работал в системе Госбанка, оно было.

— Значит, есть и сейчас. Вы можете уточнить его адрес?

— Да, но опять за деньги.

— Само собой, — усмехается мужчина с гладко зачесанными назад темными волосами.

— Вы, наверное, думаете, — изрекает тучный мужчина, — зачем старику деньги? Я отвечу, что именно старику и нужны деньги, на лекарства, на хорошее питание, на уход. Это молодой человек может прожить практически и без денег, без хорошей пищи, без теплой квартиры, без лекарства. А если к доброй женщине подкатит, — усмехнулся, — то вообще молодому — как сыр в масле можно будет жить.

— Я не вправе давать вам оценки.

— Что верно, то верно.

— Вернемся к нашей бренной жизни. Вы можете найти в хранилище человека, который мог бы сообщить об отправке из хранилища состава с драгоценными металлами?

Мужчина в кепке раздумывает. Очевидно от напряжения, слегка сопит и покачивается.

— Думаю, это мне не под силу.

Мужчина с гладко зачесанными назад темными волосами улыбается и спрашивает: