– Я ногу… Ногу подвернул! Беги один.

Антон зарычал от злости, но повернул назад. Пара оставшихся собак догоняла его, а следом выскочил из-за деревьев ещё десяток.

– Один уходи. Один… – проскулил Принц, лёжа на земле и неловко ощупывая лодыжку правой ноги. – И так удивительно, что кто-то помог. Я привык к предательству.

8

– Давай-ка вставай, Алексей! – рявкнул Мякиш. – Надо идти! Тебе и мне – надо идти.

В призрачной картине мира, созданной розовыми очками, тело Принца было тоже условным рисунком: ручки, ножки, огуречек. На одной из ног-палочек светилось неприятное красное пятно, словно некто невидимый навёл туда лазерный прицел и теперь раздумывал: стрелять или не стоит. Мишень – или ну его?

Мякиш наклонился и ткнул горячим после выстрелом, воняющим порохом стволом пистолета в эту красную точку. Почему-то никаких сомнений в том, что он делает, не существовало.

– Ай! – вскрикнул Принц. Потом замолчал. В визоре Антона точка на ноге друга – да, он мог звать его так, несмотря ни на что – погасла.

– Всё, хватит! Вставай! – гаркнул Мякиш, оборачиваясь к собакам. Он был уверен, что Алексей поднимется. Почему-то он сейчас верил в силу своего убеждения – скажи ему такое раньше, рассмеялся бы. Какой из него лидер, к чертям собачьим?!

Бом-м! Бом-м! Левый и правый стволы выплюнули по куску смерти для этих странных молчаливых животных. Да, два попадания. Но надо было бежать, иначе разорвут на месте. Принц действительно вскочил на ноги, сопел у него за спиной, шуршал гравием под ногами.

– Чуть правее и – бегом! – заорал Антон, снова стреляя.

И они рванули на рекорд, проскочив в ещё не замкнувшееся полукольцо сторожевых тварей, петляя между деревьями, обходя чашу фонтана справа почти впритирку. Со всего двора – а в очках это было видно особенно отчётливо – к ним стекались уже совершенно бесчисленные легионы собак, словно появляясь из воздуха и темноты, коротко отряхиваясь и сразу преследуя.

Выстрелы гремели один за другим, Мякиш оборачивался на бегу и палил, палил, уничтожая врага. Очки служили прекрасным прицелом в темени двора. Но собак было слишком много, они преследовали уже сплошной чёрной лавиной, покрывая землю и дорожки сплошным шевелящимся ковром.

Бом-м! Тр-р-с.

Антон на бегу выщелкнул пустой магазин, уронил под ноги, вставил, достав из кармана, запасной. Руки словно жили своей жизнью, не отвлекая от главного – стремительного движения вперёд. Принц, за которого он боялся куда больше, чем за себя, на удивление не отставал, хотя ему приходилось сложнее – нестись по парку в полной темноте, ничего не видя, занятие не из простых.

Фигуры по краю чаши фонтана зашевелились. Сперва Мякиш решил, что это ему показалось в горячке побега, но нет – он уже отчётливо рассмотрел, что гипсовые истуканы один за другим спрыгивали с круглого пьедестала и присоединялись к погоне. Они были медлительными, заметно отставая от собак, но тоже представляли нешуточную угрозу. Если эдакое чудище метра два с половиной в высоту хотя бы просто упадёт на пути, уже можно споткнуться и переломать ноги, а если ещё и схватит…

На самом деле, думать было некогда. Патроны кончились и во втором пистолете, Мякиш обернулся и бросил его в ближайшую к ним гипсовую статую, шедшую следом механической походкой на негнущихся ногах. Металл встретился с гипсом, но большого урона не причинил: пистолет отбил кусок твёрдой плоти и канул где-то в темноте газона.

– К Воротам! Давай прямо к середине! – прохрипел он. Голос прозвучал негромко, дыхание уже сбилось от бега, но Принц его услышал, кивнул на ходу.

Свора собак неслась следом, среди неё шагали – заразы, они тоже ускоряются! – белые величавые фигуры. А до Ворот ещё метров пятьдесят. Уже сорок. Уже…

– Стоять! – с неповторимой полицейской интонацией вдруг прогудел кто-то на весь двор. Бедняга Алексей, привыкший слушаться команд, запнулся на бегу и едва не упал снова, но Мякиш схватил его за руку и почти волоком потащил за собой.

– Не слушай! Беги!

– Вам не пройти! – крикнул тот же голос: громкий, будто через рупор. Антон скорее почувствовал, чем узнал его – Филат. Точно он.

Матовая стена уже закрывала полнеба, Ворота были прямо перед ними: высоченные, непробиваемые, покрытые сложным узором, который рассмотреть в темноте было невозможно. Очки упрощали картинку, поэтому в изучении сложных объектов помогали мало. Да и на кой чёрт сейчас изучать что-то! Вон над монолитной поверхностью кованая фигурная решётка: сперва за нижний завиток, подтянуться, потом пролезть по чему-то, напоминающему ствол гигантского металлического цветка, забраться на распустившиеся лепестки.

– Принц, лезь! – рванул он друга за руку, словно выстрелил им в Ворота огромной пращой. – Цепляйся за прутья и лезь!

Алексей едва не врезался головой в Ворота, но успел выставить перед собой руки. Схватился как раз за тот удобный стартовый узор и начал взбираться наверх, неожиданно ловко подтягивая тщедушное тело.

Мякиш кивнул и обернулся к настигающим его врагам. Картинка в очках становилась всё сложнее, словно разработчик компьютерной реальности вышел из запоя, выключил любимый «Аукцион» и впервые за месяц побрился. В общем, взялся за ум: собаки были теперь прорисованы во всей красе доберманов-переростков, на статуях можно различить все детали одежды, каждую трещину и скол, а Филат…

– Вам не пройти! – вновь гаркнул командир отряда, приближаясь огромными кенгуриными прыжками, теперь уже вовсе не маскируясь под обычного человека. Руки у него вытянулись, он помогал себе, отталкиваясь от земли растопыренными длинными пальцами, голова словно сплющилась, растекаясь вниз к толстой шее, а лицо исказилось до неузнаваемости. И всё-таки это был именно он.

– Поглядим, – с насмешкой ответил Мякиш. Страха не было, злости тоже, всё его существо стало единым целым, в котором – чтобы пробить брешь – требовалось теперь нечто большее, чем свора чудовищ во главе с выдуманным командиром.

Перед глазами внезапно зарябило подобно помехам на мониторе, изображение дёргалось и расплывалось, двоилось. Он одновременно видел собак, статуи и прыжки приближающегося Филата, в котором осталось уже довольно мало человеческого, и – пустой двор с мирно белеющей чашей фонтана, деревьями и фонарями.

Реальность пыталась обмануть Антона, прикидываясь нереальностью, и наоборот.

Непонятно откуда зазвенели колокола, слишком громко, слишком навязчиво. Из темноты послышались нетрезвые голоса, кажется, кто-то норовил произнести тост, но сбивался на сложной вязи деепричастных оборотов, звенела посуда, томный женский голос затянул «Полюшко-поле», всхлипывая и прерываясь. Мамин голос позвал: «Домой, Тошка! На улице уже темно, пора смотреть «Спокойной ночи» и спать, спать…».

Раздался из ниоткуда гадкий смешок и чей-то ломающийся подростковый голос, совсем юный,