Мод сидит за столом, скрестив руки на груди, в третий раз объясняет, что у нее в девять утра совещание в Саутгемптонском университете. Плановое совещание. Важное.

– Как оно может быть важнее, чем это? – кричит Тим.

– Ты бы понимал, – отвечает она, – если б работал.

– Если б я работал, – говорит он, – кто бы сидел с Зои? Ты?

С совещания она не отпрашивается (ей предстоит докладывать о результатах пятилетнего исследования каппа-опиоидов), но предупреждает, что задержится. Когда объясняет почему, ей говорят, что все нормально, Мод, не торопись. Она слегка удивляется. Может, она ошиблась и совещание не такое уж важное.

Первый день, раннее утро притихло, в спальне горит лампа; Зои, величавая королева, стоит в ночнушке и смотрит на свою школьную форму, разложенную в изножье кровати. Белая маечка, белые трусики, белая рубашка, серые колготки, серое платьице, алый кардиган, все четко помечено: Зои Рэтбоун. Она, разумеется, умеет одеваться сама, однако нынче утром разрешает себя одеть родителям. Волосы расчесаны. У нее они гораздо длиннее, чем у матери, пожалуй, слишком длинные, кудрявая каштановая шевелюра, которую Тим сдавливает в кулаке и вкручивает в цветную резинку.

После завтрака они выезжают в «хонде» Мод. Когда садятся, в машине холодно, но постепенно теплеет. Бормочет радио – предупреждает о дорожных пробках за много миль отсюда. Мод его выключает. Позади, боками стирая дождь с изгородей, из узкого поворота выворачивает школьный автобус. Одноэтажный автобус местного автопарка. Для таких дорог великоват.

– Со временем, Зои, – говорит Тим (он сидит с нею сзади), – будешь ездить на автобусе. На автобусе ездят самые клевые. Ты ездила на автобусе, Мод?

– Иногда, – говорит она.

Зои сидит в детском креслице очень прямо, кардиган застегнут, новое пальто лежит рядом на сиденье. С самого завтрака не проронила ни слова. Излучает жертвенность, словно двое самых любимых людей, на которых она сильнее всего полагалась, решили ее продать, и она – в свои пять лет – должна примириться с неизбежным.

Путь недолог. В школе Зои идет между родителями, держит за руки мать, отца. На площадке поджидает директриса. Вокруг толпятся девочки в красных кардиганах, мальчики в красных свитерах. Директриса дарит улыбкой каждого, и все взирают на нее в восхищении. На гудроне детской площадки – бледные меловые чертежи прежних игр. Родители беседуют вполголоса. В вышине плывут дождевые тучи, но дождя не проливают.

– Пора попрощаться, – говорит директриса; к ней подошла помощница мисс Бизли. Зои тянется к отцу. Обнимает его, потом смотрит на мать. Мод наклоняется и целует ее.

– Пока-пока, Мод, – говорит девочка – летом она завела привычку обращаться к матери по имени.

Родители дрейфуют прочь. Некоторые дети в панике за них цепляются. На выручку отряжают мисс Бизли: у нее талант разлучать. Уходят внутрь, красно-серой толпой в открытые двери, следом за директрисой (издали она и сама немногим крупнее ребенка). Родители разбредаются по машинам. Кто-то рыдает. Плачут, смеются над собой, прижимают руки к груди, словно унимая разбушевавшиеся сердца.

Возле «хонды» Тим вжимается лицом в плечо Мод. Он гораздо выше, и поза его отчасти комична. Он говорит ей в плечо, жарко дышит, дрожит спиной. Подходит Белла. Она привезла двойняшек, годом старше Зои. Обещает Мод, что отвезет Тима домой. Приглядит за ним.

– Поначалу кошмар, – говорит Белла, – как будто душу выдрали. Но через недельку станет нормой. Вы уж мне поверьте.

Шофер школьного автобуса стоит у открытой водительской двери, курит, цыкает зубом. Подмигивает Мод. Молодой, но старый на вид человек, или на вид молодой, но старик. Мод садится в машину, смотрит на телефон. Выезжает со стоянки, а Тим с Беллой оборачиваются и машут.

Все, разумеется, происходит так, как предсказывала Белла. Мудрая Белла! Первая неделя, вторая. Коттедж живет в новом ритме. Сегодня физкультура? Кто с утра – мисс Бизли или миссис Лакетт? Где твои туфли? Эй! Десять минут девятого уже! Запах тостов, голоса в радиоприемнике, день пока в тени.

Иногда Мод с ними, но часто уезжает, когда они еще не встали. Три, четыре часа в дороге, целые мили шоссе способна промотать под закрытыми веками на грани сна. Она теперь старший специалист по клиническим исследованиям. Зарабатывает чуть больше тридцати тысяч в год, в Рединге у нее своя выгородка в офисе на верхнем этаже. На ежегодной конференции (в прошлом году – в Брайтоне, в гостинице, которую бомбила ИРА[28]) Джош Фенниман назначает Мод встречу скорее и беседует дольше. Мод доказала, что она ценный, надежный сотрудник, и хотя она не из тех, кому он тайком прочит вознесение в высшие сферы, такие люди ему нужны, и руководству в Рединге поручено проследить, чтоб Мод не заскучала. Но все-таки татуировка ее – тревожный звоночек. Что ей взбрело в голову? Впрочем, Джош Фенниман припоминает дни юности (он и по сей день моложав), мгновения восторга через край, когда он еще не познал, каков мир на самом деле. Намекнули бы ей, что татуировки нынче удаляют лазером, что разумнее маскировать тату получше и уж явно разумнее прикрыть, когда идешь на встречу с исполнительным директором. Дело не только в командной работе. Она вообще нас уважает? У нее проблемы с авторитетами? Хендерсон считает, она в аутистическом спектре, но Хендерсон ясностью взгляда не знаменит, и поэтому он, как и Мод, не фигурирует в списке (очень коротком списке) тех, кому однажды широко улыбнется жизнь.

Sauve qui peut! Большие нестираемые буквы!

Да что ей в голову взбрело?

На Рождество снова у Рэтбоунов. Джин, терновый джин, шарады, полуночная месса, индейка – гигантская, и Магнус уверяет детей, что это немецкая овчарка. Зои берут в плен двоюродные сестры, уже некрупные подростки. Золотая фольга от шоколадных медалей размечает тропы по всему дому. Собак подхватывают за передние лапы и заставляют танцевать. В День подарков все гуляют по землям Рэтбоунов. Клочья травы, из холмов выпустили кровь разноцветья, собаки лакают свои отражения в обмелевших широких ручьях. Вышли посмотреть охоту, и вот наконец охотники – их фигурки огибают подножье холма, а потом земля дрожит, свора рассеивается, сливается вновь, всадники жестоко гонят могучих лошадей, Зои у отца на закорках от восторга забывает обо всем.

Январь, и добро пожаловать в школу, дети. Ребенка возит Тим. Ты всё взяла? Потом задерживается поболтать с Беллой или еще с кем из матерей. Их имена, детские имена: у Сью – Дэниэл и Зейди, у Дженни – Тэмзин, у Лу – Майя и Руперт, у Клэр малыш, чьего имени Тим никак не запомнит, – рыжий такой очкарик, хромой, бедняжка.