Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но труд Саймона не остался незамеченным для доктора Грегори Бенефилда, эксперта в области аллергии, который получил кандидатскую степень в 1967 году в Университете Джонса Хопкинса, а докторскую – на горе Синай, где он и остался работать.
– Он был первым, кто пришел мне на ум, когда я получил медицинские записи Джубили, – серьезным тоном говорит нам доктор своим глубоким баритоном.
На самом деле, в Грегори Бенефилде серьезно все: от жесткого узла галстука и до темных глаз за толстыми стеклами очков, которые так и засверкали, когда я впервые упомянул Джубили.
– Ах да, моя маленькая ходячая медицинская загадка, – улыбнулся он.
И хотя доктор Бенефилд никогда не сталкивался со случаем такой сильной аллергической реакции на других людей (и их и вправду мало, всего три зарегистрированных случая, и ни одного из них в США), у него была догадка, чтó могло быть причиной.
– Я вспомнил работу доктора Саймона. И все врачи до меня – а их было немало – исключили почти все факторы. Я просто подумал: а что, если? Я провел несколько простых проверок – по сути, экспериментов. Мы неделю держали Джубили в изолированной палате, и ее симптомы улучшились. А потом я дотронулся до ее руки, чтобы узнать, что будет. И тут же, часом позже, появилась сыпь. Это и оказалось причиной ее заболевания.
И заболевание ее, после еще нескольких тестов, наконец обрело диагноз – аллергия на людей.
– В общем-то, с генетической точки зрения, это потрясающе.
– Когда у тебя на что-то аллергия, например на белок какого-то продукта, твой организм по ошибке считает, что это какой-то паразит, и начинает атаковать его, высвобождая антитела и гистамины. И это понятная ошибка – это же посторонний белок, пусть, в общем-то, и неопасный. Но атаковать белки другого человека – показатель того, что у больного нет, по крайней мере, одного из этих белков, тех самых «кирпичиков», из которых состоит наше тело. Строго говоря, это делает ее нечеловеком?
Это переворачивающее все с ног на голову предположение, кажется, не поразило доктора, и он разуверяет меня:
– Очевидно, что в ее ДНК есть некие генетические мутации – что-то вызвало у нее отсутствие одного или нескольких человеческих белков.
В теле человека насчитывается больше двух миллионов белков.
– Она была бы прекрасным кандидатом для генетического секвенирования[5].
И так считает не только доктор Бенефилд. Есть еще столько всего, что мы не знаем об аллергиях, в особенности о том, как их лечить. Исследования идут, но пока мы можем только подавлять симптомы. В случае Джубили самым лучшим вариантом будет – изолировать ее от прямых контактов с другими людьми и надеяться, что детская аллергия с возрастом пройдет.
– И часто такое случается?
– Такое бывает. Но обычно не с очень серьезными формами аллергии.
– Как у Джубили?
– Как у Джубили.
Эрик
– Айжа! Псу пора завтракать! – крикнул я, наливая себе первую чашку кофе за утро.
Я бросил свои попытки отказаться от кофе, особенно после того, как мы забрали щенка из приюта две недели назад. Айжа не придумал ему кличку, так что мы так и зовем его – Пес, хотя Щенок было бы точнее. Он по сто раз за ночь будил меня, потому что ему надо было выйти погулять, поиграть или просто повыть без всякой на то причины. Это навевало воспоминания о первом годе жизни Элли, когда мы толком не спали.
Я шел по коридору, Пес бежал следом.
– Айжа! – я громко постучал в его дверь, проходя мимо.
Зайдя к себе в спальню, я поставил кружку на прикроватный столик и открыл «Девственниц-самоубийц» на том месте, где вчера остановился. Пролистывая страницы, выхватывал то тут, то там по паре абзацев, а то вдруг я что-то упустил, когда читал ее первые два раза на этой неделе.
Вампирские книги? Я быстренько ее пролистал и отправил Элли сообщение:
Прочел «Сумерки». Всю дорогу держал кулачки за Джейкоба. Папа.
Меня обрадовало, что она тоже была на его стороне, судя по ее дневнику, она считала, что он «гораздо милашнее Эдварда», потому что у вампира серьезные проблемы с самоконтролем.
Но вот эта книга? Не понимал, почему Элли написала: «Этот Евгинидис все понял. Он просто все понял». Я думал о ее словах и возвращался к тексту: что же именно он понял? Я уже было думал дать Айже ее прочесть (он умнее меня). Но вся эта тема: мальчишки, которые следят за девушками в бинокль, секс под трибунами, девственницы, бросающиеся на частоколы, – была не по возрасту Элли, не говоря уже о десятилетнем мальчике.
– Нет! – крикнул я.
Пес присел на ковер и выпустил струю мочи, смотря на меня своими черными блестящими глазами, будто говоря: «Я же предупреждал, что мне пора гулять».
Я вздохнул и понял, что Айжа мне не ответил. Я уже было нагнулся к Псу, когда громкий звон донесся до меня со стороны гостиной.
– Айжа?
Тишина. Я бросился по коридору на источник шума, в ужасе от того, что я забыл какое-то из правил безопасности – Стефани бы о таком точно знала, может, мне надо было прикрутить экран к ножке телевизора болтами. Я так и вижу его, распластанного, под сорокавосьмидюймовым телевизором.
Но когда я наконец добежал до места, Айжа стоял невредимый, но смотрел не на телевизор, а на стеклянный кофейный столик, который, впрочем, на стол уже был мало похож. От него остались лишь осколки. Видимо, виной тому был молоток, который торчал из груды осколков по каким-то неведомым причинам.
– Айжа! – крикнул я, в шоке от увиденного, сердце еще колотилось от забега по коридору. – Что случилось?
Я осмотрел большие осколки у его босых ног, а рядом сверкали тысячи крошечных. Пес, который прибежал за мной из спальни, скакал вокруг и лаял. Я схватил его за ошейник и перевел взгляд на Айжу, ожидая каких-то объяснений.
Он вжал голову в плечи, смотрел в пол и стоял неподвижно. И меня вдруг посетила жуткая мысль: а что, если каким-то образом осколок попал ему прямо в сердце и убил на месте?
– Айжа! – повторил я, но резко понял, что я и не хочу, чтобы он двигался и в его ногу воткнулся кусок стекла. – Не двигайся. – Так нелепо это было говорить, это как отдавать приказ мраморной статуе.
Я оттащил Пса в угол гостиной, привязал, а потом вернулся к Айже, пытаясь не наступать на стекло теннисными туфлями. Впрочем, у меня не слишком это получилось.
– Айжа, – еще раз позвал я, наклоняясь к нему, смотря на его макушку, где черные волосы торчали во все стороны, а с другой стороны загнутые дужки очков цеплялись за нежные уши. Когда я приблизился, я увидел, что его трясет, еле заметно, будто бы земля вибрирует прямо под его ногами. Я начал медленно опускаться, пока моя грудь не оказалась на одном уровне с его головой, обхватил маленькое тельце руками и без всякого усилия поднял его в воздух. Его тело, его руки вытянулись прямо, он и выглядел как карандаш, и весил немногим больше.
