— Ты хочешь узнать о Гарольде, но я не хочу говорить о нем. Да, думаю, в этом вся моя вина, что я не собираюсь потакать твоему праздному любопытству.

— Удар в цель! — Раф склонил голову набок, оценивающе глядя на нее, а затем кивнул: — Хорошо, Шарлотта — заметь, я называю тебя Шарлоттой, как ты и просила. В моей жизни есть вещи, события, поступки, которые я совершал, но я предпочел бы, чтобы ты никогда не узнала о них. Чтобы все было честно, предлагаю тебе также воспользоваться этим правом.

Шарлотта едва удержалась на ногах от облегчения, ощутив слабость в коленях.

— Правда, Раф? Ты согласен, что нам не стоит обсуждать мою помолвку с твоим кузеном?

— Я лучше забуду, что она вообще была.

— Спасибо, — спокойно произнесла Шарлотта. — Правда, Раф, спасибо тебе за понимание.

Он покачал головой:

— Нет, Шарлотта, ты ошибаешься. Я ничего не понимаю. Я просто знаю, что, если буду требовать объяснений, ты станешь избегать меня. Поэтому я постараюсь никогда не поднимать этот вопрос.

— О, Раф, мне так жаль…

— Нет, больше никаких «мне жаль». У меня есть идея. Думаю, мы уже достаточно поспорили и повоевали. Теперь мы, так сказать, расставили все по местам и должны снова скрепить нашу дружбу.

— Ты в своем уме? Если ты думаешь, что я снова позволю уговорить себя проколоть палец и смешать нашу кровь, как ты уже сделал, когда мне было десять, то должна сказать тебе, Раф Дотри, что я уже не настолько…

Его поцелуй захватил ее врасплох, теплые губы прижались к ее рту, и она умолкла, чувствуя, как везде, где соприкасаются их тела, словно вспыхивают искры.

Он убрал руки с ее талии, обнял и крепче прижал к себе, и она, вдруг ощутив такую легкость и свободу, словно сейчас воспарит в небеса, ухватилась за его плечи, чтобы удержаться.

Он попытался протолкнуть язык ей в рот, но Шарлотта застыла в панике, все ее тело сжалось, и она отпрянула, отталкивая его.

— Шарлотта! — окликнул он ее.

Она опустила голову, пряча глаза, учащенно и тяжело дыша.

— Что не так, дорогая? Неужели Гарольд…

При этих словах, означавших, что он почти не сомневался, что она целовалась не раз, и, возможно, не только целовалась, Шарлотта закрыла лицо руками и отвернулась.

— О господи, я идиот. — Раф положил руки ей на плечи, но тут же отдернул их, когда она отшатнулась. — Мне нужно встретиться с Фитцем, чтоб он отвесил мне хорошего пинка и спустил с лестницы. Шарлотта… Чарли… я обещал, что мы никогда не будем говорить о Гарольде, и тут же нарушил слово. Наверное, ты… любила его. Ты можешь простить меня?

Шарлотта уронила руки и повернулась к Рафу, глядя на него в крайнем изумлении.

— Любила? Ты так думаешь? Это самое большое твое заблуждение. Я ненавидела его. Черт побери, Раф, можем мы просто не говорить больше об этом? Он мертв, он больше ничего не значит для нас.

— Он кое-что значит, Шарлотта, — тихо произнес Раф. — Он оставит нас, только когда ты решишь довериться мне, чтобы я мог помочь тебе забыть его. Но сейчас мы будем притворяться, что дела обстоят именно так, как ты хочешь, и столь долго, сколько захочешь. Поэтому… позволь рассказать тебе о Грейсоне и миссис Пиггл.

Она поблагодарила его одними глазами, глубоко вздохнула, успокаиваясь.

— Так что же они натворили?

— Ага, так ты знаешь, что она способна кое-что натворить! И все же не предупредила меня.

— Я предупреждала, что ты должен взяться за Грейсона, иначе будут проблемы.

Они оставили лошадей щипать траву и прогуливались сейчас вдоль изгороди. Шарлотта действительно начала успокаиваться. Как Рафу удалось так легко возвратиться к их прежним, непринужденным дружеским отношениям? Она не знала. Но если он постарался, то и она тоже должна это сделать.

— Проблемы, да. Вернее, крупные неприятности, сегодня утром она подожгла его постель.

Шарлотта остановилась, изумленно глядя на Рафа.

— Что она сделала? О господи, ведь мог сгореть весь дом! Что с ней случилось?

— В ее оправдание скажу тебе, что она не собиралась сжигать весь дом. По словам Николь, которую я, струсив, послал к миссис Пиггл узнать, что та скажет по этому поводу, Грейсон якобы подорвал ее авторитет, нагло вмешавшись в составление недельного меню.

— Но он делает это не впервые, — вздохнула Шарлотта.

— Итак, миссис Пиггл ворвалась к нему в комнату, чтобы разобраться с ним. Грейсон возмутился — могу себе представить как: ведь она застала его, когда он менял подштанники. Я не должен произносить при тебе слово «подштанники», да? Извини, я гораздо дольше был солдатом, чем герцогом.

Шарлотта попыталась сдержать улыбку, но тщетно.

— Не важно. Так что было дальше?

— Дальше разгневанный Грейсон швырнул эти самые подштанники прямо ей в голову. Она в долгу не осталась: схватила небольшой канделябр, оказавшийся у нее под рукой, и запустила ему в голову. Грейсон погасил пламя своими подштанниками, а я оказался перед выбором: либо уволить их обоих, либо потребовать, чтобы они немедленно поженились, так как считаю, что мужчина, представший перед женщиной без подштанников, скомпрометировал ее. Ну, что скажешь?

Слушая Рафа, Шарлотта медленно качала головой. Его вопрос заставил ее внутренне сжаться при одном воспоминании.

— Я бы сочла, что вид Грейсона без подштанников — достаточное наказание для женщины, — откровенно сказала она. — Но отнесись к этому серьезно, Раф. Ты должен что-то сделать. Эта вражда станет непримиримой, если ее не прекратить.

— Я знаю. Если бы они были под моим командованием, то, думаю, смог бы устроить им военный трибунал. Но при том, что Николь и Лидия полностью на стороне миссис Пиггл, я не имею ни малейшего понятия, как мне быть. И Грейсон находится в Ашерст-Холл все время, сколько я себя помню. Когда мой дядя был жив, они не сражались подобным образом. Он бы не позволил.

— Все порядком боялись твоего дядю, у которого в Ашерст-Холл все шло как по маслу, хотя и не так уж весело, — сказала Шарлотта. — После его смерти все они словно почувствовали себя свободными. Как тебе известно, слуги обожали Эммелину и сохраняли по крайней мере видимость мирных отношений, пока она оставалась в имении. Но с тех пор, как ты говоришь, неприятностей столько, что мало не покажется. Думаю, ты должен отпустить одного из них. Или обоих. Ясно, что эта вражда никогда не утихнет.

— Да, я знал, что ты скажешь это, — произнес Раф, когда они повернули назад к лошадям. — Фитц говорит почти то же самое. Ты поможешь мне, Чарли?

— Ты хочешь, чтобы я уволила их? — скептически спросила она.

— Нет, конечно нет! Но Эммелина уехала, а у меня нет ни единой мысли о том, что требуется от экономки такого большого дома. Я могу нанять кого-то еще менее подходящего, чем миссис Пиггл.