Глубина тянула к себе, нашептывая на ухо сладкое и страшное.

Шестнадцатый этаж. Сколько это? Три секунды полета? Или пять? А потом все, тишина и покой, без мыслей и страданий, если повезет. Хорошо бы умереть сразу. Лучше уж так, чем изуродованной, облученной, теряющей надежду.

Эта мысль показалась Ульяне интересной. Даже в голове немного прояснилось.

Она придвинула ногой низенький пуфик, на который обычно присаживалась покурить, встала и задрала ногу, стараясь усесться на перила половчее. Перекинув одну ногу наружу, Ульяна опасливо посмотрела вниз, выдохнула и медленно качнулась в сторону пропасти, отшатнулась, и снова качнулась, еще сильнее.

Телефон пискнул, сообщив о новом сообщении. Ульяна вцепилась в балконную раму и нетерпеливо глянула в сторону забытого в гостиной телефона, зажмурилась и отпустила руку.

Ну, сейчас… сейчас… Любопытно, кто сообщение прислал?

Внезапно Ульяне стало интересно, кому вдруг приспичило отправить ей смс. Она еще пару секунд посидела верхом на балконе, а потом неуклюже спустилась вниз, неаккуратно наступив на край пуфика. Пуфик поехал в сторону. Не удержавшись, Ульяна подвернула ногу и рухнула на пол, шипя от боли. Пнув пуфик, она дохромала до стола, схватила телефон, готовая ответить вызывающему грубостью. Проведя пальцем по экрану, она мельком подумала: сейчас там какой-нибудь спам от мобильного оператора…

«Доча, как у тебя дела? Нам тут телефоны обрывают»

Ульяна прижала телефон к груди и всхлипнула.

Ее истеричное, торопливое желание оборвать все разом, отхлынуло, обнажая голые камни, на которых беспомощной рыбешкой билось ее истерзанная душа: несчастная, слабая, брошенная на произвол судьбы, и совершенно не готовая уйти в неизвестность вот так, не попрощавшись ни с кем.

«Я поеду к маме, – решила Ульяна. – Домой. А умереть всегда успею.»

Двери на платформу, низенькую, как во всех провинциальных городах, открыли в другую сторону из-за шедшего грузового поезда, отрезавшего путь к вокзалу. Ульяна спустилась со ступеней вагона, отклячив попу, потянула за ручку чемодан. Шустрый мужчинка, клеившийся к ней всю дорогу, торопливо подбежал к дверям, неуклюже переступил через ее поклажу и, буквально выдернув чемодан из рук, помог спустить его вниз.

– Огромное спасибо! – сказала Ульяна и улыбнулась дежурной улыбкой, признанной «самой очаровательной» согласно таблоидам позапрошлого года, а потом добавила: – Так приятно было познакомиться!

Поезд стоял всего две минуты, а потом медленно поплыл в сторону. Застывшая в дверях вагона проводница не сводила с Ульяны внимательных глаз, и все казалось, что она сейчас взмахнет своим желтым флажком, остановит состав и спрыгнет с высокой подножки, чтобы взять еще один автограф – для друзей и родственников. Задрав голову к небесам, Ульяна вздохнула.

Ну, здравствуй, родина!

На самом деле она даже не запомнила его имени, да и те восемь часов от Челябинска, Ульяна почти не выходила из купе, валялась на полке и пыталась читать какую-то идиотскую книгу в аляпистой обложке. На обложке роковая красотка с пышными губами целилась вдаль из гигантского пистолета, перевязанного розовым бантом, а у ее непропорционально длинных ног сверкала россыпь бриллиантов. На откидном столике стоял стеклянный стакан в железном подстаканнике, а ложечка в нем отбивала беззаботную дрожь. Пытавшийся познакомиться мужчинка ходил туда-сюда, томно вздыхал и все откидывал назад чахлую прядь волос. Судя по его виду, он явно был каким-то депутатом, директором или кем-то еще, важным и бессмысленным, но никак не бизнесменом, потому что в его манерах не хватало нахрапистости. Ульяне стало его жалко, и она милостиво позволила присесть на скамеечку напротив. Все равно делать было нечего, а детективчик от тяжких дум не отвлек, скорее наоборот.

– И мне приятно, – обрадовался мужчинка. – А когда вы обратно? Или вы… того… тут?

Ульяна не ответила, отбив его вопрос безукоризненной улыбкой. Проводница наблюдала за ними с вялым интересом, и незаметно снимала бессмысленный флирт на камеру мобильного. За вагоном грохотал проходящий грузовой состав.

– Мужчина, поднимайтесь, отправляемся, – произнесла проводница недовольным голосом. Ульяна сунула ему руку – пожать. Он послушно пожал, заглядывая ей в декольте, а потом, взобравшись по лесенке в двери вагона, обернулся, чтобы посмотреть еще раз сверху.

Карабкаться на мост, да еще волочь за собой чемодан, не хотелось. Ульяна, повязав волосы косынкой, и нацепив на нос громадные очки, терпеливо ждала, пока тронется поезд, пока пройдет мимо грузовой состав. Кажется, на станции никто не вышел, а несколько пассажиров, торчавших на перроне, торопливо взобрались в вагоны.

Поезд плыл мимо, из окон пялились посторонние люди, успевая или не успевая узнать ее. Большая часть, к счастью, не успевала. И без того Ульяна напоминала себе дрессированную макаку, выставленную напоказ. От нагретых шпал пахло мазутом и чем-то еще, едким, неприятным и до боли знакомым. Дождавшись, когда поезда разъедутся по разным направлениям, Ульяна пошла по неровному деревянному мостику к вокзалу, волоча за собой багаж.

Чемодан подпрыгивал, заваливаясь вбок, колесики весело крутились. Перейдя железнодорожные пути, Ульяна огляделась по сторонам.

Никого. Следовало ожидать, что никто из дорогих родственников и не подумает встретить, хотя она заблаговременно отправила смс. Сестрица вообще не ответила, а брат прислал маловразумительное: «угу», что могло означать что угодно. Решив выждать пару минут, Ульяна направилась к вокзалу, надеясь на лучшее: а ну как у родственников проснется совесть?

За пару минут, она успела внимательно оглядеть окрестности, памятуя, что в прошлый раз на это не было времени. По большому счету, за почти пятнадцать лет ничего не изменилось. Вокзал обшили декоративной панелью, а на выщербленные ступени положили плитку. На этом облагораживание территории завершилось. Буквально в паре метров от него торчал все тот же общественный туалет из белого кирпича: грязный, облезлый, с выломанными дверями, вонь от которого даже на расстоянии сбивала с ног. Через трубы теплоцентрали был перекинут все тот же мостик с трухлявыми досками, и даже ларек, открытый в девяностых годах, стоял на прежнем месте, превратившись, правда, в павильон из пластика. Вокруг прохаживалась молодежь, поглядывающая на Ульяну без особого интереса, видимо, еще не узнавая. Она же, равнодушно взирая на них констатировала: село. И вроде джинсы как джинсы, майки как майки, а все равно понятно – село, тундра неогороженная, провинция. Не одеваются так ни в Москве, ни в Питере, уже лет шесть как не одеваются.

Ульяна вдруг подумала, что напоминает себе героиню фильма, миллионершу-самодурку, приехавшую в родной город поквитаться с обидчиками. Первым знакомым миллионерше сооружением оказался сортир, с крыши которого она плевала на его посетителей. Подумав, Ульяна припомнила собственную туалетную историю.

Где-то там, в мужской части сортира, ее ухажер Мишка выцарапал гвоздем «Уля+Миша», и надпись виднелась долгие годы. Хорошо, что она не вспомнила об этом, когда снимался фильм, иначе операторы и режиссер бы точно потащились на поиски, а не нашли, так выцарапали бы заново, для пикантности. Вот фанатам было бы радости!