Ришельенко пожал Бонасееву руку, попросил его звонить каждый день.

— Это в ваших интересах. Вы даже не представляете, как вы нам помогли, — сказал он на прощание.

На что Бонасеев со свойственной ему логикой ответил:

— А теперь вы мне помогите.

— Обязательно поможем, — сказал Ришельенко и подмигнул Бонасееву.

Он не стал напоминать профессору, что когда-то учился у него в заочном юридическом институте.

На следующий день Ришельенко отправился к Королю в магазин. Одет он был в штатское, машину оставил за два квартала, поэтому в магазине его просто не замечали: ну, пришёл какой-то, пусть походит. Если покупатель — подойдёт, намекнёт. И он подошёл к одному из продавцов и спросил, где можно увидеть директора.

— Он обедает, — не моргнув глазом ответил продавец, хотя было одиннадцать часов четырнадцать минут.

— Хорошо, я подожду, — смиренно сказал Ришельенко, что тут же вызвало подозрение продавца, и он начал шептаться с другим продавцом, делая это по возможности незаметно.

Конечно, Ришельенко прекрасно знал, где расположен кабинет Короля, и знал также то, что любой директор или администратор любого подобного заведения — будь то магазин или ресторан — всегда, когда бы о нём ни спросили — ранним утром или поздним вечером, — обязательно обедает. И конечно, он мог бы пойти прямо к Королю. Но он хотел походить по залу, посмотреть обстановку.

Он ходил уже минут пятнадцать, когда тот самый продавец, которого он не сумел озадачить вопросом, вернулся за прилавок, подозвал его, сказал, что директор пообедал, и начал долго и нудно объяснять, где находится кабинет Короля, хотя идти до кабинета было десять шагов.

Ришельенко выслушал всё с большим вниманием, что было следствием его профессиональной выдержки, потому что ни один нормальный человек не сумел бы дослушать до конца такую околесицу, не заподозрив, что объясняющий принимает его за полного идиота.

— …Потом вы берётесь за ручку двери, поворачиваете её вниз и не очень сильно толкаете дверь от себя. Она открывается, и вы в кабинете. Там стоит стол, за которым сидит директор. Если что-то непонятно, давайте объясню ещё раз, — закончил свой рассказ продавец.

Ришельенко горячо, даже излишне горячо, поблагодарил его и пошёл к Королю.

Сам ходить к Королю он не любил и предпринимал это только в крайнем случае, каковым считал причину сегодняшнего посещения.

Нет, это было не потому, что Король был ему лично антипатичен, всё было несколько проще и сложнее. У обоих за плечами была довольно продолжительная молодость, никогда не задумывающаяся над теми фактами, которые она оставляет в судьбах проживших её людей. Ришельенко был юристом по образованию и хорошо знал выражение «шерше ля фам», сказанное его французским коллегой давным-давно.

Так вот, больше всего Ришельенко смущало в его отношениях с Королём то, что когда-то они соприкоснулись посредством именно ля фам, любви которой долго добивался студент юрфака, молодой сержант милиции Ришельенко, но которая предпочла впоследствии не менее молодого студента-поклонника — Короля.

Этой ля фам была Анна Леопольдовна, а в те годы милая белокурая продавщица булочной Аня, Анюта, только что окончившая школу и успешно завалившая вступительные экзамены в институт. Но она не унывала, что очень нравилось Ришельенко, и не собиралась всю жизнь торговать хлебом, что впоследствии оценил и использовал Король.

Ришельенко целый год так часто ходил за хлебом, что все окрестные голуби не могли подняться на крыло от ожирения. И всё уже пошло было на лад, как казалось Ришельенко, но получилось так, что Король тоже решил зайти за хлебом в ту же булочную. Он был уже свободным от института человеком, имевшим трёхгодичный опыт получения высшего образования и сумевшим благодаря этому опыту понять, что в мире есть много вещей поважнее. Вот как раз и зашёл в булочную к Ане Король, полный планов приобретения всех этих вещей.

Аня тоже не сидела сложа руки, она активно познавала жизнь со всех её сторон, включая лицевые и перелицованные. Последнее, впрочем, больше относилось к маминым платьям. К ухаживанию молодого сержанта она относилась со сдержанностью, которой научила её подруга по работе, начавшая познавать жизнь на два года раньше и поэтому более преуспевшая в ней. Эта сдержанность, впрочем, не мешала Ане принимать от сержанта подарки и приглашения в театр и на танцы, в чём стараниям юного Ришельенко не было видно конца и края.

И вот появился Король. Подруга не успела толком обратить на него внимание Ани, как он уже сделал это сам. Он заворожил не только Аню, но и весь персонал булочной. Он пробыл там так долго, словно покупал не батон за один рубль тридцать копеек, а автомобиль со всеми запчастями, но не дольше тем не менее того времени, которое ему понадобилось для того, чтобы договориться о встрече с Аней.

Всего этого сержант Ришельенко, конечно, не знал, как не знал Король о существовании сержанта в жизни Ани.

Она вскоре уволилась из булочной и исчезла из поля зрения сержанта.

Он догадался о её дальнейшей судьбе через полгода, когда, стоя на посту, увидел её под руку с Королём на улице. Она увидела его, но сделала вид, что они незнакомы. А он стоял на посту и не имел права обращать внимание на прохожих, если они не хулиганили или не шли по улице в том состоянии, когда еле переваливаешься с брови на бровь.

С тех пор минуло немало лет, и всю эту историю Ришельенко пришлось вспомнить, когда он по долгу службы вынужден был заинтересоваться магазином, где директором был пресловутый Король.

И хотя Король не догадывался, что Ришельенко шёл в авангарде пытавшихся завоевать Анну Леопольдовну, бывший сержант тем не менее испытывал неудобство оттого, что у неё может возникнуть версия о некоем акте запоздалой мести с его стороны. Поэтому-то он и предпочитал заниматься Королём через своих сотрудников, если не было крайней необходимости заниматься им самому.

Он вошёл в кабинет. Король встал, чтобы поприветствовать его.

— Чем обязан визиту на столь высоком уровне? — Со стороны можно было подумать, что встретились хорошие знакомые. Но это только со стороны, если не заглядывать под дымчатые стёкла очков Короля.

Да вот, знаете ли, дела, — уклончиво ответил Ришельенко.

— Какие же у вас дела в нашем заведении, говорите, сделаем все ваши дела, — радушно расплылся в улыбке хозяин.

— Это не мои, это ваши дела в вашем заведении. И похоже, что вы их уже сделали. — Ришельенко был предельно корректен и не собирался отвечать на улыбки хозяина.

— Это что же мы натворили, это как же так,