— Все правильно подумал.

— Врешь. Сам знаешь, и я об этом знаю. И даже Женя прекрасно понимает: дело не в том, что надоела.

— Тебе какое дело?

— Переживаю. Вдруг, тебе захочется ее вернуть обратно, как только полегчает?

— Нет.

— Ну, и отлично. Так ей и передам. А то, понимаешь, рвется навестить тебя каждый раз… А я уже и не знаю, что ответить.

— Г..дон ты, Симонов. Драный. — Не сдержался, выругался. По нему никто еще так не прокатывался — как асфальтоукладчиком переехали.

— Ага. Спасибо, тебе, Валера, за помощь и доброту! Это так переводится, да? — Тот не обиделся ни на грамм. Рассмеялся довольно.

— Не трогай ее!

— Ага. Конечно. Сначала добровольно передал мне в руки, а теперь, вдруг, трогать запрещаешь! Это что за партнерские отношения?

— Делай, что хочешь. Но наших с ней дел не касайся. — Казалось кощунством, что Симонов может узнать какие-то подробности их с девушкой отношений. У Игоря, вообще-то, никогда ничего святого не было, и слово-то — кощунство — не использовал в лексиконе. Но вот оно выплыло. И другим не заменялось.

— А это уже будет зависеть от самой Жени. Кстати, ты может, и не замечал никогда… Но она тоже — человек. И имеет право на собственное мнение. В отличие от лошадей и собачек.

— Не тебе меня учить, …. — Сжал зубы. Слово «щенок» не успело вырваться. Не пристало так называть людей, которым здоровьем обязан.

— А я и не учу. Делюсь наблюдениями. И еще хотел сказать: за таких, как она, не только коня не жалко. Полцарства можно отдать. Спасибо за королевский подарок, Игорян!

Игорь пытался вспомнить приемы медитации, которым обучал психолог. Что-то там было про дыхание, представление света и тепла… Смог лишь зажмурить глаза и стиснуть зубы. Чтобы не заорать. Что именно орать — не важно. Может быть, даже без слов. Или сплошным матом…

— Ладно. Я вижу, ты от меня устал. Загляну завтра, у меня тут важные дела образовались. Потому и прилетел сюда, и к тебе получилось забежать. Выздоравливай, Игоряныч.

Суворов попрощался с ним только кивком головы. А потом долго сидел и смотрел в одну точку. Он уже давно привык, что больно. Но так, как сейчас, не болело еще никогда. И понять бы еще, что перенести сложнее — боль в челюсти, которую категорически нельзя было так сжимать, или где-то в области грудины…

Женя давно так не волновалась, как в этот раз, в ожидании Валеры. Он должен был появиться вечером, но отчего-то задерживался.

А ей ни учеба в голову не шла, ни мысли о работе. Бродила по дому, то телевизор включала, бездумно перещелкивая каналы, то отключала его и пыталась послушать музыку.

Шаги мужчины услышала издалека, не удивительно в тишине умолкшего дома. С трудом удержала себя от того, чтобы не выскочить навстречу. Сидела в гостиной, как на иголках, пока Валера не заглянул, увидев включенный свет.

— Привет. Чего полуночничаем? — он выглядел усталым и чем-то озабоченным, но это никак не сказалось на его тоне — привычно спокойном и доброжелательном.

— Да вот… Хотела с тобой поговорить… У тебя что-то случилось? — Женя не смогла бы грузить Валеру своими проблемами, если у него какая-то беда.

— Ничего серьезного. Просто сразу куча дел свалилась, которые без меня никак не решаются.

— Ну, давай, тогда до завтра отложим. Не хочу нагружать, ты и так замученный.

— Жень, ты навряд ли мне сейчас начнешь рассказывать про тонкости земельного права. Или про трудовые взаимоотношения. Все остальное я как-нибудь переживу. Подожди немного, я схожу переоденусь, уже тошнит от этого галстука и костюма.

Таким он ей не попадался еще никогда. Но и Женя никогда так поздно его не дожидалась. Кто знает, может быть, каждое позднее возвращение Валеры было не менее тяжелым? Он выматывался где-то там, по важным и сложным делам, когда она уже спокойно спала на своей подушке?

Она тревожно вглядывалась в проем двери, через которую вышел Валерий, пока не услышала, как он возвращается.

— Я немного выпью, ты не против? — в руках мужчина держал бутылку с чем-то темно-коричневым и бокал. То ли коньяк, то ли виски он собирался пить — Женя так и не научилась отличать на взгляд эти напитки. А на вкус и не пробовала даже.

— Ты у себя дома, зачем спрашиваешь? — она в недоумении вскинула глаза.

— Да кто знает, как ты относишься к выпивающим мужчинам… Может, у тебя там какая-нибудь психотравма…

— Спокойно отношусь. Мы же с тобой уже были в местах, где люди употребляют алкоголь. Я не визжала от страха, стаканы из рук не выбивала…

Валера усмехнулся, наливая жидкость на самое донышко бокала. Поболтал в руке, вдохнул аромат (Женя знала, что это так называется, но по ее мнению, такую гадость называть ароматом было издевательство), а потом отставил в сторону.

— Рассказывай, что там у тебя стряслось.

— А почему ты передумал?

— Ты с таким отвращением смотришь, как будто у меня в руках не коллекционный вискарь, а какое-то редкостное пойло, из-под полы купленное.

— Прости. Я пару раз пыталась это пробовать, но не понимаю, как можно пить такую гадость… бееее… — она не сдержалась и совершенно по-детски изобразила свои ощущения.

— Ко всему привыкаешь, Жень… И однажды гадость становится вполне терпимой. А потом и необходимой даже.

— Не хочу. Не хочу привыкать к такому!

— Тебя никто и не заставляет… Что ты хотела сказать мне? Или спросить? Не просто так же высиживала и выглядывала?

Женя настолько остро восприняла состояние Валерия, что почти забыла, о чем хотела поговорить. Вспомнила и смутилась: такой это глупостью вдруг показалось.

— Да уже не важно, в принципе.

— Жень, вот не надо уже дурочку валять, ладно? — его усталый тон мог бы обидеть и оскорбить, но стало просто немного стыдно. — Еще из тебя показания вытягивать — за что мне это?

— Хорошо. — Набрала воздуха в грудь побольше. — Помнишь, мы неделю назад ездили на чей-то там юбилей?

— Конечно, помню. Скукотища смертная. Такое разве можно забыть? Как я раньше один там выживал, не представляю…

— Ну, вот. И там ты меня познакомил с Тимофеем… — Женя сглотнула, нервно перебирая пальцами край кофты.

— Ну, скажем, не я тебя познакомил, а он напросился…

— В общем, не знаю, где он взял мой номер телефона…

— Я не давал. Даже не думай. Не хватало мне еще быть сводником! — снова было не понять, где у Симонова грань между шуткой и серьезным разговором.

— Я тебя не обвиняю ни в чем! Хочу попросить совета.

— Ок. Извини. Я сегодня немного взвинченный. Дело не в тебе.