– Мама, это последние ампулы. Халява кончилось. Теперь останется лишь то, что я смогу купить на зарплату. Есть только один выход: отдать тебя в хоспис…

– Никогда! – голос матери был слаб, но тверд. – В хоспис для эмигрантов? Чтобы я валялась на грязных, месяцами не стираных простынях, вся во вшах и клопах?

– Но там есть болеутоляющие!

– Не смеши меня, сын. Медсестры бодяжат наркотики анальгином… Я так никогда не делала, но другие… Что меня там ждет?

– Для своих они сделают поблажку…

– Кто я такая? Главврач? Ты в должен понимать, что дома лучше. Двадцать два года на свете живешь, а все такой же дурачок.

Алик налил в алюминиевую миску суп. Мама похлебала с ложечки бульон и откинулась на подушку. Разговор утомил ее.

В этот вечер Алик не стал смотреть телевизор. Надо рано вставать – завтра на работу.

Но выспаться не удалось. Всю ночь мама скрежетала зубами и стонала от боли, едва сдерживая крик. Под утро Алик сделал ей укол. Осталось шесть ампул.

– Мама, я не пойду сегодня на смену. Я должен быть с тобой.

– Нет, сын. Ты иди, иди.

– Не могу. На сердце неспокойно.

– Тогда на что мы будем покупать… лекарства?

Этот аргумент сразил наповал. Алик проглотил чашку пустого чая, оделся, поцеловал маму в лоб и вышел на улицу.

Алик работал грузчиком в космопорте. Работа была грязной, тяжелой и утомительной, платили мало, но на лучшее эмигрант из России рассчитывать не мог. Алику приходилось таскать все – от контейнеров с багажом пассажиров до запасных частей к ракетам. Иногда его посылали чистить газоотводные шахты от нагара. Как-то раз он едва успел сбежать из опасной зоны – раскаленная струя газов опалила ему волосы.

Никто, разумеется, не заботился о рабочих-эмигрантах. О технике безопасности и вовсе забыли. Прямо на глазах у Алика на ногу его напарнику – молодому, цветущему парню, упал тяжелый ящик. Грузчика увезли в больницу. Раздробленную ступню пришлось отрезать. Потом Алик видел его, сидящим с протянутой рукой на вокзале. А после он исчез. Наверное, калеку отправили обратно в Россию.

Плохое предчувствие весь день не покидало Алика. Все валилось у него из рук. Стропальщики, из местных, кричали на него, обзывали ленивой свиньей и тупой скотиной. Алик терпеливо сносил все только ради того, чтобы избавить мать от страданий.

В конце смены его вызвал бригадир – Харлан Скотт. Щеголеватый даже в рабочем костюме, он никогда не пачкал рук физическим трудом. Даже ради какой-нибудь мелочи он мог лишить подчиненных законного перерыва.

– Ну! – вымолвил босс, едва Алик, усталый и мокрый от пота, вытянулся перед ним, как рядовой перед генералом.

– Я… пришел, как вы и сказали.

– Вот что. Сегодня – твоя последняя смена. А потом – фьють!

– Что – фьють?

– Расчет. Вот что. Пришла партия роботов-погрузчиков. Люди больше не нужны.

– Вы так не можете поступить! Куда же я пойду?

– Мне-то какое дело? – грубо ответил бригадир. – Хоть вали обратно в свою Россию с ее опорой на собственные силы, новым социализмом и прочим бредом. К друзьям-дикарям! Копать лопатой каналы! Как при Сталине!

И мистер Скотт захохотал, довольный шуткой. Алик едва сдержался, чтобы не врезать бригадиру промеж глаз.

Судьба нанесла самый тяжелый удар, когда Алик вернулся домой. Он, в который уже раз, входил комнату, когда на космодроме взлетала ракета и от могучего грохота ее дюз сыпалась штукатурка, а ставни дрожали, едва не срываясь с петель. Как ни странно, мама не проснулась – она продолжала недвижимо лежать, накрывшись одеялом с головой.

Алик, заподозрив неладное, схватил ее за руку. Она была холодна. Мама умерла. А на тумбочке валялись осколки от всех шести ампул. Не желая страдать, мама сделала себе смертельный укол. Алик упал на колени и уткнулся носом в подушку, бормоча про себя: «мама Галя… ну что же ты так?» Но слез не было – вместо них в душе поселилась пустота.

Весь расчет пришлось потратить на похороны. И без того возникли проблемы – места на кладбище стоили слишком дорого. Даже на крематорий пришлось брать субсидию. Денег не хватило даже на оплату рабочих – Алик сам поставил урну с прахом в ячейку местного колумбария и закрутил болты на табличке.

Через несколько дней после печальной церемонии Алик явился на биржу труда. Там он встретил Арину. Девушка побледнела и осунулась.

– Мама… умерла, – только и выдавил Алик.

– Соболезную… нет, серьезно. Мне очень жаль.

Несколько минут она молчала, потом схватила Алика за плечо, как бы ища у него защиты.

– Я так понимаю, камеры тебя все же засекли?

– Увы. Меня выкинули с волчьим билетом… Мест нет, сейчас везде автоматика. Людей отовсюду увольняют. Хорошо местным – у них пособие. А вот нам…

– Ты подождешь меня здесь? – это вырвалось у Алика само собой.

– Да. Мне все равно некуда идти. Нечем платить за квартиру.

Алик зашел в кабинет. Улыбчивый клерк, снисходительно глядя на русского эмигранта, убил, уничтожил последнюю надежду:

– Рабочих мест нет. Роботизация идет полным ходом. Нужны системные администраторы, программисты, специалисты по обслуживанию автоматов. Вы можете паять электронные компоненты?

– Нет. Но я готов учиться! Есть же курсы…

Клерк улыбнулся. Его взгляд выражал превосходство:

– Курсы только для местных. А вы – эмигранты. Но я дам вам подсказку. Зайдите в компанию «Вечность». Там проводят эксперимент, им нужны добровольцы. Говорят, неплохо платят. Поинтересуйтесь.

Алик и Арина отправились в дом с яркой зеленой вывеской. В отличие от несерьезного, вечно ухмыляющегося клерка с биржи труда, их принял суровый мужчина лет пятидесяти. Черный костюм и строгая прическа делали его похожим на сотрудника похоронной службы. Он проводил гостей в просторный кабинет.

– Присаживайтесь, – незнакомец указал на мягкие стулья. – Мое имя – Элайша Дэвис. Я – заместитель управляющего компанией «Вечность». Не буду задавать глупых вопросов. Вы ведь пришли, чтобы принять участие в наших экспериментах?

– А сколько вы платите, мистер Дэвис? – одновременно воскликнули Алик и Арина.

– Семьдесят пять тысяч долларов.

– Ого! – Арина откинулась на спинку стула и чуть не упала.

– Наверное, риск очень большой? – поинтересовался Алик.

– Ничего подобного. Первые добровольцы, конечно, выживали не все, но сейчас технология отработана. Когда я расскажу вам, чем мы занимаемся, вы поймете все сами.

– Нам нельзя об этом никому рассказывать?

Дэвис даже не улыбнулся.

– Можете пойти в редакцию газеты или на телевидение. Дело в том, что наша компания исследует вопросы бессмертия, а люди достаточно консервативны, чтобы принять на веру голословные утверждения. Вам никто никогда не поверит. Скорее, отправят в