аббатство и подчинился Генриху V. Через шесть месяцев после смерти английского короля он вошел в Совет герцога Бедфорда в Париже и Руане и начал новую карьеру на английской службе, которая закончилась только с его смертью в 1444 г. Книги Жоливе, некоторые из которых сохранились, а одну из них он, возможно, написал сам, свидетельствуют о том, что он был убежденным французом, оказавшимся, как и многие другие, не на той стороне. То же самое, вероятно, можно сказать и о его друге Рауле ле Саже, сеньоре де Сен-Пьер. Ле Саж, уроженец Котантена, как и Жоливе, сделал блестящую административную карьеру при Карле VI, но перешел на английскую службу вскоре после вторжения Генриха V в герцогство в 1417 году. В течение многих лет он занимал видное место в администрации Руана и в конце концов натурализовался в Англии[77].

Для большинства людей это не было идеологическим выбором. Их приоритетами были обыденные проблемы безопасности и выживания. Английское правительство было требовательным в финансовом отношении, но оно обещало восстановить и в некоторой степени восстановило основные формы управления, правосудия и общественного порядка после бедствий последних лет жизни Карла VI. Это был мощный генератор лояльности. Если правитель мог и хотел поддерживать мир и вершить правосудие, писал французский мудрец Жан Жувенель дез Юрсен, то люди, обезумевшие от войны, приносили ему свою верность, "даже если он был мусульманином". Как говорил сэр Джон Фастольф: "Vive le plus fort", то есть "Да здравствует сильнейший". К подобному суждению, наверное, приходили очень многие нормандцы. Успехи герцога Бедфорда в защите Нормандии в 1420-х годах и рост экономического благосостояния Руана и других нормандских городов во многом оправдывали их выбор. Общей чертой этих людей была вера в то, что ланкастерское правительство устоит, вера, которая сохранялась в Нормандии еще долго после того, как в Париже и остальной части ланкастерской Франции она уступила место сомнениям и страху. Но эта вера основывалась на мифе об непобедимости англичан и была чувствительна к изменениям в ходе войны. Когда военная ситуация изменилась и доверие к английской власти начало исчезать и в Нормандии, людям снова пришлось пересмотреть свои планы на будущее[78].

Глава ll.

Союзники и противники: Буржское королевство, 1422–1424 гг.

Весть о смерти отца застала 19-летнего Дофина в Меэн-сюр-Йевр, величественном замке на берегу реки Эвр к западу от Буржа, руины которого сегодня являются одними из самых романтичных во Франции. 30 октября 1422 г. он был провозглашен королем Карлом VII в присутствии небольшой группы придворных и министров. Это было не слишком торжественное событие. Крики герольдов "Vive le Roi!" глухо прозвучали в замкнутом пространстве замковой часовни. Папа Римский, Мартин V, признал титул нового короля, как и его союзники в Шотландии и Кастилии. Однако воцарение Карла носило формальный характер. Старая монета Карла VI продолжала чеканиться до 1429 года. Англичане продолжали называть его Дофином. Для многих его сторонников, в том числе и для Жанны д'Арк, он оставался Дофином до самой коронации, то есть претендентом на королевство, которым он, возможно, никогда не будет обладать. Министры Карла прекрасно понимали это. В течение нескольких лет после его формального восшествия на трон в их планах преобладала надежда захватить Реймс, город коронации королей Франции, и короновать его там как короля[79].

Карл VII прославлен как один из величайших средневековых королей Франции, правитель, положивший решительный конец более чем полуторавековым англо-французским войнам. "Le Très Victorieux Roy de France Charles, Septième de ce Nom" ("Победоносный король Франции Карл, седьмой этого имени"), — гласит надпись на знаменитом портрете Жана Фуке, хранящемся в Лувре. Однако личность этого человека остается загадкой, и на протяжении более десяти лет после восшествия на трон он практически не виден за властными фигурами сменявших друг друга министров. Внешность нового короля была невыразительной: бледный, худой и болезненный, с кривоватыми ногами, придававшими ему довольно неуклюжую походку. В 1420-х годах он еще не обладал тем авторитетом, который был присущ ему в более поздние годы. Он был замкнут и неразговорчив, угрюм и часто впадал в депрессию, чувствовал себя неуютно в компании — все это было симптомами неуверенности в себе, которая сохранялась у Карла довольно долго. Это означало, что им легко руководили волевые люди. Несмотря на молодость, Карл уже успел познакомиться с политикой во всей ее грубой жестокости. В пятнадцать лет его полуголого вывели из дворца в Париже и увезли, когда толпы сторонников бургиньонов захватили улицы столицы. Через год он присутствовал на мосту Монтеро, когда его двоюродный дядя Иоанн Бесстрашный, герцог Бургундский, был зарублен у него на глазах, и это событие на всю жизнь поселило в нем страх перед заговорщиками и убийцами. Средневековые государи учились своему ремеслу с молодости, но Карл не имел достаточного опыта ни в управлении государством, ни в военном деле. Своим восшествием на трон он был обязан преждевременной смерти своих старших братьев. Он воспитывался в атмосфере анжуйского двора в Провансе, вдали от двора королевского. Даже после вступления на трон он был огражден от повседневных дипломатических дилемм решительными министрами и отстранен от стратегических решений властными капитанами-наемниками. Его держали вдали от боевых действий, поскольку он был последним представителем рода Валуа, не считая его сына Людовика, родившегося в июле 1423 г., и кузена Карла Орлеанского, находившегося в плену в Англии. Иногда говорят, что даже в ранние годы пассивность Карла была лишь фасадом, за которым скрывалось манипулирование слугами, а не наоборот. Это допустимая точка зрения, но ее трудно согласовать с имеющимися данными[80].

В положении Дофина мало что предвещало триумфы его последующих лет. Официальный хронист герцога Бургундского Жорж Шателен, будучи молодым человеком в 1422 г., однажды нарисовал яркую картину состояния королевства Карла после его воцарения: страна "опустошена, истощена и разорвана на части, как полуразрушенное здание, разваленное со всех сторон, его фундамент подорван, это просто обломки его былой красоты и величия". Подобные образы часто использовались в последующие годы для усиления драматизма итоговой победы Карла. Но контраст был реальным. В песенке, которую матери пели своим детям, спрашивалось, что осталось от великого королевства, доставшегося Дофину.

Что от королевства ныне

Осталось юному Дофину,

Что пока еще при нем?

Орлеан, Божанси,

Нотр-Дам де Клери,

И Вандом,

И Вандом

Буржское королевство составляло менее половины территории, унаследованной его отцом в 1380 г.[81]

Оно контролировало всю территорию к югу от Луары, за исключением сжавшегося английского герцогства Гиень на юго-западе. Кроме того, в его состав входили Анжу и Мэн на западе, крупный город Лион и его окрестности на восточной окраине королевства, а также большая и богатая провинция Дофине к востоку от Роны, которая формально