— Правильно, Степан Фёдорович, — сказала она, положив ладонь на его кулак, — женщин беречь надо.

Домрачёв нервно осклабился и решил, что действительно надо.

— Слышишь, Нин? — улыбнулся Гена, обращаясь к жене. — Берегу я тебя, как золото, а ты дерёшься ещё.

— Бережёшь, как же! — оскорбилась она. — А я дома балду пинаю, по-твоему? Стахановец!

— Вот видишь, Свет! — громко сказал Гена. — Бережёшь, бережёшь жену, а она не ценит — только огрызается.

— Сиди ты, — сказала Нина.

— Сиди, — Гена махнул рукой. — Ты бы у подруги женственности поучилась, что ли, ласковости — всё грызёшься да грызёшься. Нет бы с работы встретить, спросить, как день прошёл, чего-нибудь ласкового сказать, налить бы…

— Одно тебе и надо! — перебила его Нина.

— Ну вы посмотрите, — Гена указал рукой на жену и взглянул на гостей.

Они хихикнули.

— Ничему человек не учится: ты ему ласку прививаешь, а он тебя кусает.

— А ты б тогда у Степана Фёдоровича поучился жену беречь, — защищалась Нина. — У него, думаешь, жена такое хозяйство ведёт? А? Как у вас жена, Степан Фёдорович, корову держит, курей держит, огород?

— Ну что ты с больной головы на здоровую! Ты потроши давай, — не дал ответить Домрачёву Гена.

— Когда у вас, Свет, каникулы кончаются? — обратился он к гостье.

— Да вот в понедельник выхожу.

— Я тоже в понедельник выйду, — сказал Гена. — А у тебя, Степан, когда работа? Ехать же надо, поди?

— Скоро, — неохотно ответил он. — Надо дома у дядьки побывать, да поеду.

— А вы ещё не были, что ли? — удивилась Светлана.

— Да всё мы его не отпускаем, — улыбнулся Гена. — Ты, Степан, кстати говоря, сегодня уж не ходи — отдохни маленько. Завтра сходишь.

— Ой, спасибо, Ген, — улыбнулся Домрачёв. — Схожу завтра обязательно, да поеду уже, наверное. Мне тоже в понедельник выходить надо.

— Так скоро? — расстроилась Светлана.

— Работа, — вздохнув, сказал Степан Фёдорович.

— Только познакомились, а вы уже уезжаете. Побудьте хоть до воскресенья, — она смотрела на Домрачёва блестящими умоляющими глазами.

— Чего ты человека неволишь? — вмешалась Нина. — Ему, может, домой поскорее надо.

— Так! — строго прикрикнул Гена. — Ты чего гостей гонишь?

— Кого я гоню? Я, наоборот, волнуюсь. Это ты человека не отпускаешь, а он, поди, и боится тебе сказать.

— Степан, не слушай дуру, — обратился к гостю Гена. — Оставайся. Завтра побудешь, а в воскресенье поедешь.

— Правда, оставайтесь, — согласилась Светлана.

— Останусь, останусь, — заулыбался Степан Фёдорович. Он хотел дать понять собеседникам, что останется лишь из-за их просьб, а не потому, что хочет этого сам. — Тогда завтра ещё встретимся, — обрадовалась Светлана.

— Встретимся, конечно, — смущённо ответил Домрачёв и поспешил сменить тему разговора. — А Катерина куда ж поехала?

Светлана засобиралась домой, когда часы показали семь (Фёдор должен был вернуться с работы). Домрачёв стоял в сенях с Ниной и Геной, провожая гостью. Когда она обняла хозяев, Степан Фёдорович расставил руки. Светлана обняла и его, сказала, что была рада познакомиться, и открыла дверь.

— Вас, может, проводить надо? — спросил её Домрачёв. — На улице уже темно, опасно.

Светлана решила, что это было бы слишком.

— Ну куда вы пойдёте? — спросила его Нина. — Отогрейтесь. Задубели же весь. — Да, правда, — добавила Светлана. — Не ходите. Вам бы в баньку сходить на самом деле.

— Нехорошо, кстати, Свет, одной впотьмах ходить, — сказал гостье Гена и снял с крючка куртку. — Пойдём доведу.

— Сходи, сходи, — сказала ему жена.

— Геннадий Александрович, что вы! — Светлана взмахнула рукой. — Куда вы пойдёте? У нас тишь да гладь. Нечего вам морозиться попусту.

— Пойдём, пойдём, не выпендривайся, — он вытолкал её за дверь.

Шли до дома Светланы почти всё время молча. Гена смотрел себе под ноги и слушал хруст снега. Он торопился. Светлана же, напротив, переживала, что придёт домой, когда мужа ещё не будет, и всячески старалась замедлить свой шаг, из-за чего Гена, опережавший Светлану, злился. Когда он поторапливал её, она, как влюблённая девочка, смотрела на звёзды, вздыхала, ахала и чуть не стихами говорила.

— Ну что ты, Свет, в самом деле? Пойдём быстрей, — расставив руки, умолял Гена. Он не хотел, чтобы кто-то из односельчан увидел их вдвоём.

— Геннадий Александрович, да вы посмотрите на эти звёзды, — прижав руки к груди, восторженно сказала Светлана. — Разве можно так просто идти под ними и даже не взглянуть на них?

— Насмотрелся я сегодня на звёзды твои, — недовольно сказал Гена. — Ну пойдём, Свет, а? Что ты комедию ломаешь?

— Пойдём, пойдём, — опустив голову, Светлана с презрением посмотрела на Гену и пошла за ним.

Когда они подходили к дому, Гена заметил чёрную движущуюся фигуру. Он заволновался и спрятал пол-лица в воротнике, когда понял, что они идут с ней в одном направлении. Вдруг Светлана настороженно крикнула:

— Федь, ты?

— Света? — отозвался голос.

— Поздно ты сегодня, — сказала Светлана, подходя к мужу.

— С кем это ты? — он подозрительно посмотрел ей за спину.

— Это я, Федь, — вышел из мрака Гена. Ему было неприятно от того, что Фёдор увидел его.

— О, здоро́во, Ген, — протянул ему руку Федя.

— Здоро́во, — ответил Гена и пожал протянутую руку.

— Чего это ты с чужими жёнами ночами гуляешь? — улыбнулся Фёдор.

— Меня, Федь, — вмешалась Светлана, — Геннадий Александрович до дома провожал: засиделась я сегодня у них.

— Правильно, правильно, одну отпускать нельзя. А чего ж ты так допоздна засиживаешься? — обратился Фёдор к жене. — Людям тоже отдыхать надо.

— Да что ты, Федь, — вступился за Светлану Гена. — Ты не переживай: стала бы надоедать, мы её сами бы погнали, — засмеялся он.

Светлана закатила глаза, ухмыльнулась и сложила руки на груди.

— К Геннадию Александровичу, Федя, гости приехали, — сказала она. — Катя хотела, чтоб я с ним познакомилась.

— С ним? — насторожился Фёдор.

Гене не понравилось, что Светлана делала его крайним в этой ситуации, как будто гость приехал не к дяде Жоре, а к нему.

— Ты сам как, Федь? — спросил он. — Нормально всё? Света говорит, с работы не вылезаешь.

— Да, Ген, деньги нужны, — сказал он.

— Ты ж смотри: зарабатывать-то зарабатывай, но не растрать что подороже. А то ж, вишь, жена уже в гостях до ночи засиживается, — расхохотался Гена.