Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она теребила растрепавшиеся волосы и с любопытством меня разглядывала.
– Вы как бизнесмен, наверно, много путешествуете, да?
Я вытаращил на нее глаза.
– Да нет, не очень.
– Сколько – не очень?
– Не знаю… Видите ли, я только…
– Вы женаты?
– Нет.
Она как-то странно улыбалась, и в ее блестящих хмельных глазах зажглись огоньки.
– Так интересно знакомиться с жизнью разных людей. Мне бы так хотелось узнать еще больше!
– Может быть, я могу вас подучить?
– Может, и можете! – она хрипло и очень многообещающе рассмеялась, перегнувшись ко мне через стол. Я взял ее за руку.
– Потанцуем? – спросила она.
Этого-то я и боялся! Квинтет играл уже не тихо и старомодно, а шумно и старомодно. Несколько пар кружили по паркету. Я нащупал в кармане «Норст-ранд» и встал.
Оказалось, все не так страшно, как я думал. Она была податливой и легкой на своих каблучках и подчинялась малейшему прикосновению. Мы несколько раз в пьяном вихре промчались по залу. И вроде бы никого этим зрелищем не убили. Были здесь и другие низкорослые мужчины, танцующие с крупными, пышными дамами, к тому же в этом зале с притушенными огнями вино лилось рекой. Ее грудь, все та же, что и раньше, была совсем рядышком с моим подбородком и весьма недвусмысленно к нему прижималась. Это открывало массу возможностей, но я все же обрадовался, когда музыка наконец смолкла.
Ушли мы в десять и отправились гулять – перешли через Влтаву и побрели вдоль набережной, под липами, сияющими зеленоватыми огоньками. Я попробовал обнять ее за талию и не встретил никакого сопротивления. Наоборот, она очень нежно ко мне прижалась. И я решил посмотреть, что будет дальше. Так мы добрели до Вацлавске Намести – по-прежнему шумной, бурлящей жизнью и ярко освещенной. У края тротуара стояли лотки, на которых продавались «парки» – горячие сосиски с солеными огурчиками.
– Хотите парки? – спросила она.
– Нет, спасибо.
– А мне хочется парки.
Я встал в очередь и купил ей сосиску, дивясь на ее аппетит. Парки продавались с ломтиком черного хлеба и капелькой горчицы. Она быстро со всем расправилась, и мы пошли дальше.
Раздался бой часов – без четверти двенадцать.
– Мне так все понравилось! – сказала она. – Я вам очень благодарна за этот вечер.
– И мне тоже понравилось. Спасибо, что пришли.
– Мне уже пора домой.
– Наверно, вы правы, – сказал я, всей душой одобряя ее решение. Когда мы вышли на людную улицу, я снял руку с ее талии. Баррандов, где-то там за Влтавой, казался очень далеким, – Какой трамвай туда идет?
– О, меня не обязательно провожать!
– Все равно я хочу вас проводить.
– Пожалуйста, не надо. Видите, мы уже пришли на остановку. Мне это вовсе не трудно. А вам завтра работать…
– Но я обязан вас проводить! – воскликнул я в смятении. Не может быть, чтобы я неправильно истолковал все ее намеки.
– Нет, прошу вас! Уже поздно. И меня ждет отец. Я поеду одна.
Она прочно вросла в тротуар и вроде не собиралась менять своего решения. Я вдруг снова подивился массивности ее статей. Она протянула мне руку, и я мрачно ее взял.
– Ну что ж. Если вы настаиваете… – сказал я, проклиная себя за то, что такой лох. Ведь на нашем пути было немало заманчивых двориков, примыкавших к набережной.
– Если хотите, мы можем снова встретиться.
– А ваш отец ждет вас каждый вечер?
– В большинстве случаев, – сухо сказала она.
Было в ней что-то такое, чего я никак не мог уловить, – какая-то странная усмешечка, выглядывающая из раскосых глаз. Я это заметил еще в ресторане.
– Как насчет завтрашнего дня?
– Нет, завтра я не могу. Я должна помочь папе репетировать. Нет, честно! – продолжала она извиняющимся тоном. – Я аккомпанирую ему на рояле.
– Тогда, может, в субботу?
– В субботу было бы отлично! Вы работаете после обеда?
– Нет, я уже закруглюсь.
– И я тоже. Если хотите, можно пойти на реку купаться. Я каждую субботу хожу на пляж «Злата Пловарна», конечно, если погода хорошая. А потом можно поужинать в Баррандове.
– В Баррандове?
– Да, на «Террасах».
Судя по всему, это было что-то вроде плавательного бассейна на открытом воздухе – некий водоем в скалах. Вечером там на террасах ели и танцевали.
Я подумал, что если даже и не достигну цели; так хоть время убью, и сдержанно согласился. Она дала номер телефона, и я записал его в свой блокнот.
– Можно, я скажу вам еще одну вещь? – спросила она, переступив с ноги на ногу и взглянув мне прямо в лицо, и в глазах ее снова зажегся тот самый огонек. – В субботу отец меня ждать не будет.
– Да?
– Вы меня поняли?
– Еще бы. Вполне.
А сам додумал, так ли это на самом деле.
– Доброй ночи и еще раз спасибо! – горячо сказала она.
Я пожелал ей доброй ночи и, чуточку обалдевший, пошел к себе в отель.
Утром Влачек снова за мной заехал, и мы отправились в Цеблик (в 23-х километрах от Праги). Как оказалось, меня ожидал примерно тот же марафон, что и в Кралове, только директор – типичный технарь и до Галушки ему было далеко (если принять того за точку отсчета); да и Влачек не очень-то к нему цеплялся. После обеда, за которым пили похлеще, чем вчера, он по-тихому смылся – наверно, всхрапнуть в машине.
Жара была несусветная, мы бесконечно крутились по заводу, и руки у меня стали красными от путеводителя. Потом, часам к четырем, к нам снова присоединился Влачек, свеженький, как огурчик, и в пять мы уже ехали обратно.
– Ну, пан Вистлер, надеюсь, эти экскурсии произвели на вас благоприятное впечатление?
– О, разумеется!
– Мне кажется, что в Кралово вам было интереснее. Я заказал на завтра машину, на случай, если вам захочется еще раз там побывать.
– Да нет, спасибо. В этом нет надобности. Я узнал все, что хотел.
– Вы хотите сказать, что предпочитаете еще раз побеседовать с паном Свободой?
– Нет, думаю, что нет. Ничего больше не нужно. Мы с вами поработали просто колоссально, – добавил я, заметив его разочарование. – Я даже не представлял себе, что можно так много успеть за столь короткий визит.
– Мы здесь, в Праге, стараемся работать «на отлично», – сказал он с грустным удовольствием. – Но этого мало… Люди этого не замечают. Может, если вы действительно удовлетворены, согласитесь написать об этом в письме, когда вернетесь в Англию?