борясь за господство, и только когда я начинаю задыхаться от нехватки кислорода, он отпускает меня.

— То, что я даю тебе контроль, не означает, что я должен играть по твоим правилам, — говорит он мне, его глаза загораются, как чертов фейерверк, а на лице появляется самодовольное выражение.

Огонь горит во мне, и когда я отстраняюсь от него, я не могу не поднять эту игру на ступеньку выше. Держась за спинку кровати, я использую ее, чтобы удержаться на ногах. Мне нужно доказать Маркусу, что несмотря ни на что, когда контроль за мной, все играют по моим правилам.

Я жестко трахаю его, слегка приподнимаясь на коленях, чтобы иметь возможность подпрыгивать на нем сверху. Я поднимаюсь достаточно высоко, чтобы почувствовать его кончик у своего входа, прежде чем с отчаянным стоном опускаюсь обратно. Я беру его снова, и он наблюдает, как мои сиськи подпрыгивают от моих движений.

— Черт возьми, — шипит он сквозь сжатые челюсти, его пальцы впиваются в мою кожу. — Еще раз.

Я даю ему то, что ему нужно, откинув голову назад в экстазе, и, несмотря на мое благоразумие, он приподнимается, прислоняясь спиной к изголовью кровати, прежде чем обвить рукой мою талию и крепко прижать меня к своему телу.

— Трахни меня сильнее, — требует он. — Сожми эту маленькую тугую киску. Я хочу, чтобы ты, блядь, владела мной.

Твою мать. Этот мужчина.

Я беру его сильнее и быстрее, моя кожа быстро покрывается липким слоем пота, и когда я зажмуриваюсь, его губы прижимаются к моему горлу, посасывая и покусывая мою чувствительную кожу. Его рука скользит вниз по моему телу, сживая ягодицу, прежде чем скользнуть дальше и почувствовать, как моя киска принимает его член. Его пальцы скользят по моему возбуждению, и он распространяет его вверх по моей заднице, заставляя меня осознать, что когда дело доходит до Маркуса ДеАнджелиса, я никогда по- настоящему не смогу себя контролировать. Затем без предупреждения он вталкивает в меня свои пальцы.

Я тихо выдыхаю, когда мои глаза закатываются.

— Еще, — стону я, прижимаясь к нему, и, черт возьми, он не разочаровывает, давая мне именно то, что мне нужно.

— Черт, Марк, — кричу я, чувствуя знакомое напряжение глубоко внутри, когда моя задница сжимается вокруг его пальцев. — Я собираюсь кончить.

— Держись за это, детка, — говорит он мне, другая его рука сжимает мое бедро. — Я собираюсь последовать с тобой.

Я наклоняю голову вперед, и впиваюсь зубами в его плечо, отчаянно желая освободиться, и когда я опускаюсь на него и сжимаюсь вокруг него, это все, что мне нужно, чтобы перешагнуть через край. Мой оргазм разрывает меня на части, и я издаю тихий вскрик, пальцами впиваюсь в спинку кровати, когда мой мир рушится, моя киска бьется в конвульсиях вокруг толстого члена Маркуса.

— О, черт, черт, черт, — кричу я, запрокидывая голову, когда чистый экстаз пульсирует по моим венам, полностью захватывая меня.

Маркус с шипением втягивает в себя воздух, когда его теплое семя изливается в меня, и я никогда не чувствовала себя такой чертовски возбужденной.

— Черт, Шейн, — бормочет Маркус, когда я насаживаюсь на его член, замедляя темп, пока бедрами не начинаю мягко раскачиваться взад-вперед.

Я задерживаю дыхание, встречая его тяжелый взгляд.

— Я, эээ… — Я начинаю, мои губы растягиваются в смущенной ухмылке. — Я не хотела действовать так жестко. Надеюсь, я не причинила тебе боли.

— Сделала мне больно? Детка, ты вернула меня к гребаной жизни.

Тихий смех вырывается из моей груди, когда убираю руку со спинки кровати и опускаю на его сильную шею. Его пальцы касаются моей кожи, нежно лаская более серьезные повреждения.

— Ты в порядке? — спрашивает он, не отводя от меня глаз.

Я киваю, восторг разливается по моему телу и заставляет меня чувствовать себя более непринужденно, чем когда-либо за последние дни.

— Я в порядке, — говорю я ему, ненавидя то, насколько хорошо это ощущается, поскольку близость к Маркусу ДеАнджелису, вероятно, будет стоить мне жизни. Черт возьми, его братья более чем доказали мне это.

Он выдыхает, и когда к нему приходит серьезность, страх наполняет мой желудок.

— Мы должны поговорить о том, что…

— Не надо, — говорю я, обрывая его. — Не порти все, спрашивая меня о своих братьях.

— Мне жаль, детка. Я должен знать, каков твой план. Они мои братья, двое мужчин, которые всегда прикрывали мою спину. Я чертовски ненавижу их за то, что они сделали с тобой, так что я понимаю. Но если ты планируешь перерезать им глотки во сне, тогда ты должна дать мне знать, чтобы я, блядь, не убил их первым. Я бы никогда не отнял это у тебя.

Я таращусь на него, гадая, правильно ли я его расслышала, но, увидев ужас на моем лице, он отстраняется, его брови хмурятся в замешательстве.

— В чем дело? — спрашивает он, его большой палец мягко скользит взад-вперед по моей коже. — Перерезать им глотки слишком просто? Тебе нужно, чтобы я научил тебя кое-чему более… кровожадному? О! — добавляет он, его глаза расширяются от возбуждения. — А как насчет кастрации? Ты в хорошем положении для этого, особенно с Леви. Он сделает это для тебя в любой день. Ублюдок никогда бы этого не предвидел.

— Что… черт возьми, с тобой не так? Я не кастрирую твоих братьев.

Его лицо вытягивается.

— О, даже не самую малость? Ты могла бы просто срезать головку или, может быть, просто отрезать яйца? Тогда они, вероятно, все еще могли бы трахаться. Это может быть немного больно, но они гребаные животные. Они преодолеют боль.

— Ты сумасшедший, — говорю я ему, останавливаясь, чтобы посмотреть на него, неуверенная, действительно ли он шутит. — Я, ммм… Я не знаю, серьезно ли ты сейчас.

Маркус пожимает плечами.

— Чертовски серьезно, детка, — говорит он, и выражение его лица становится серьезным. — Они подняли на тебя руки, когда поняли, что ты значишь для меня, и если лишить их жизни — это то, что тебе нужно, чтобы иметь возможность спать по ночам с тобой, то так оно и есть. Это будет отстойно, и, конечно, я, вероятно, буду чертовски обижен на тебя за это, но я найду способ жить с этим.

Я качаю головой, мое сердце бешено колотится в груди, отчаянно нуждаясь спросить его, что он имеет в виду, когда говорит "они знали, что ты значишь для меня", но у меня есть дела поважнее. Мне придется вернуться к этому позже.

— Я не заберу у тебя твоих братьев. Я не хочу… Я не могу даже переварить мысль