— Что же вы так осторожны, друг мой? Лишь отважный дух способен творить нечто великое! Не бойтесь вылезти из своего скучного защитного кокона и увидите, как преобразится ваша жизнь, какими яркими красками она расцветет!

Карл лишь по своему обыкновению вздохнул в ответ и повел меня обратно в дом. Я позавтракал у них, потому что дома не успел.

Я уже допивал кофе, когда к нам вышла миленькая девчушка с фигурой подростка и мордашкой испуганного ребенка. Она была миниатюрная, тощая, с длинными светлыми волосами, множеством веснушек и светло-голубыми глазами.

— Это Анни, моя дочь. Аксель — друг семьи и деловой партнер, — представил нас друг другу Босстром.

— Рад знакомству, Анни, — улыбнулся я девушке.

— И я, — тонким голоском отозвалась она робко.

В скором времени я попрощался и ушел.

Мы с Карлом обсудили дела. Когда виноград дозреет, Босстром возобновит производство вина. По его словам, новый виноград другого сорта, что очень хорошо, потому что мы сможем предоставлять больший ассортимент нашим клиентам.

Все, с Нильсонами можно заканчивать! В сотрудничестве с ними мы более не нуждаемся, оно нам только вредить будет. Их алкоголя в подвале осталось совсем немного. Новая поставка должна была прибыть со дня на день, и, чтобы это предотвратить и поставить жирную точку в нашей общей бизнес-истории, я поеду сейчас к самому главе рода и сообщу ему это. Плевать, что Филип должен это сделать: опасаюсь я очень, что Нильсоны до полусмерти его запугают, и тот откажется выходить из-под их каблука. Меня же не остановишь никакими угрозами.

* * *

Особняк Нильсонов расположился в очень и очень благоустроенной части города — там, где могли селиться лишь запредельно богатые люди. Позволить себе купить на этой территории дом мог лишь тот, у кого кошелек лопался от денег.

Жилище Нильсонов представляло собой огромное — просто колоссальное — здание в три этажа. Роскошный фасад словно бы кричал вовсю о неизмеримом богатстве своего владельца.

Даже просто пройти через ворота оказалось целым квестом. Я позвонил в них, мне пришлось ждать минут пять, прежде чем на уровне моего лица отворилось маленькое оконце (прямо как в моем мире!). На меня глядело суровое лицо… швейцара, судя по всему.

— Кто? — сухо спросил он, сведя вместе косматые брови.

— Аксель Ульберг.

— Жди. — Оконце перед моим носом захлопнулось.

Ворота раскрылись передо мной спустя минут десять. Интересно, швейцар так долго своего хозяина отыскать не мог, чтобы сообщить обо мне, или же Нильсоны так мелко и ничтожно пытаются доказать мне, кто здесь самый крутой? Сплошные пафос и понты (от Акке узнал это странное, но полезное слово), за которыми ничего нет, кроме пустоты.

Швейцар — высокий, мускулистый мужик в черном костюме — провел меня во двор, потом под аркой, величественно нависающей над крыльцом, между толстенными колоннами, которые, словно ноги великана, подпирали крышу особняка. Далее мы прошли через высокую тяжелую дверь, украшенную лепниной. Миновали огромный холл, поднялись на второй этаж, пересекли коридор, который показался мне бесконечным, и вот, наконец, меня ввели в кабинет. Строгий, в темных тонах, в минималистском стиле. Помещение под стать своему хозяину.

За большим темным столом величаво восседал смуглый мужчина с темными волосами, черными глазами и тонкими, плотно сжатыми губами.

Так вот ты какой, Викар Нильсон.

Он кивнул швейцару, отпуская его.

— Приветствую вас, господин Нильсон. — Я коротко кивнул, натянув на губы доброжелательную, но не заискивающую улыбку.

— Что привело тебя ко мне? — спросил он, не удосужившись поздороваться.

— Важный и неотложный разговор. Я здесь, чтобы сообщить вам, что наша семья вынуждена прекратить сотрудничество с вами. Отныне мы не будем продавать ваш алкоголь.

— Причина?

— Дело в том, что мы решили сами производить и продавать вино. Не в таких масштабах, разумеется, как вы… но все же.

Я решил, что юлить смысла нет. Нильсоны сразу выяснят, что мы возобновили продажу «кирпичей».

Викар Нильсон продолжал буравить меня взглядом, который, к сожалению, отражал лишь надменную холодность, однако подозреваю, что мои слова вызвали даже в этом суровом человеке целую бурю эмоций.

— И вы посмеете это сделать, зная, что мы можем с вами сотворить?

— Господин Нильсон, прошу вас воздержаться от угроз, — холодно проговорил я, сужая глаза и стирая улыбку с лица.

— Угрозы? — Уголки его губ слегка дрогнули в усмешке. — Это всего лишь данность, Ульберг, мы сильнее вас, и вы это знаете. И мы не потерпим конкурентов, впрочем… об этом можно не волноваться. Ведь такие, как вы… — Викар сделал многозначительную паузу: — … никогда не станут конкурентами для нас.

— Что ж, господин Нильсон, благодарю, что выслушали меня, и откланиваюсь…

— Ты посмел нахально заявиться к нам, ничтожный щенок, посмел перечить мне! — Наконец маска невозмутимости дала трещину! — Неужели ты действительно веришь в то, что я позволю вам насмехаться надо мной, над моей семьей? Я даю тебе последний шанс, сопляк: вы либо работаете на меня, либо я сотру с лица земли ваш род до последнего его члена! Я заставлю тебя горько пожалеть о своем решении! Вначале я уничтожу всех, кто тебе дорог, после чего придет и твой черед!

— Я уже все сказал вам, господин Нильсон. — Я заставил себя слегка улыбнуться.

Нельзя позволять видеть этому гаду, какие эмоции вызвали его слова во мне. Вы думали, демонстрация ярости перед врагом впечатлит этого самого врага? Лишь порадует, ведь этого он и добивается — страха или злости, которая приведет к ошибкам. Куда лучше, чтобы Викар Нильсон видел меня улыбающимся, спокойным и невозмутимым.

Я развернулся и зашагал к двери, но та сама раскрылась передо мной. В проеме стояли Кая и какой-то парень старше нее на пару-тройку лет.

— Акс, какие люди! — разулыбалась графская дочка во все свои белоснежные зубы. — Неужели ты хотел уйти, не повидавшись со мной? Ай-ай, как невежливо!

— Здравствуйте, графиня, — кивнул я.

— А со мной поздороваться не желаешь? — отвратительно растягивая слова, спросил парень.

Они с Каей прошли внутрь, закрыв за собой дверь.

— С чем он явился, отец? — не дождавшись моего ответа, спросил парень у старшего Нильсона.

Это было ожидаемо: вся эта семейка — гадюшник. Но меня им не достать и не запугать.

— Ульберги решили бизнес свой открыть, — с готовностью