litbaza книги онлайнИсторическая прозаЗагадка Куликова поля, или Битва, которой не было - Владимир Егоров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 42
Перейти на страницу:

Хотя Пространная повесть повторяет утверждение Краткой, что Мамай «люто гневался из-за своих друзей и любимцев, из-за князей, убитых на реке Воже» (с заменой любовниц на любимцев), сам Мамай тут же опровергает это утверждение, и совершенно иначе формулирует цель своего похода: «Христианство погубим, церкви Божии сожжем и кровь христианскую прольем, а законы их изничтожим». Как видим, ни слова о мести, конкретно Москве и московском князе. Забыты и любовницы, и любимцы. Все поглотила приписываемая Мамаю автором Пространной повести цель вторжения — беспощадная, огнем и мечом, борьба с христианством, с православной церковью. Но эта цель входит в явное противоречие с выбранными Мамаем средствами: помощниками в задуманном Мамаем истреблении христианства и православия выступают два великих княжества, Рязанское и Литовское, населенные в основном христианами, такими же православными, как и жители великого Владимирского княжества! Это вопиющее противоречие автор Пространной повести пытается сгладить, объявив Ягайла «нечестивым», а Олега «хитрым сотонщиком, сообщником дьявола, отлученным от Сына Божия, помраченным тьмою греховной и не хотящим уразуметь». Оба объявления не комментируются автором, поэтому придется нам сделать это за него. Что касается «нечестивости» Ягайла, то он был крещен, причем дважды: по православному обряду с именем Яков и по католическому с именем Владислав. И уж тем более абсолютно необоснован навет на примерного христианина, князя-инока Олега Ивановича. Если уж на то пошло, во время Куликовской битвы «сообщником дьявола», отлученным «от Сына Божьего» лично действующим митрополитом Всея Руси, был как раз московский князь, а не рязанский. Нет, что ни говори, все-таки мы вновь читаем «повесть по-чешски». Только этим можно объяснить, почему в фантастическом Зазеркалье Пространной повести «нечестивый» Ягайло и «сообщник дьявола» Олег соглашаются губить церкви, лить кровь христианскую, для чего сговорились «собраться у Оки-реки в Семенов день [1 сентября по Юлианскому календарю. — В.Е.]» и совместно с Мамаем пойти «на благоверного [еще раз напомню: на тот момент преданного анафеме митрополитом всея Руси! — В.Е.] князя».

И чем дальше в леса Повести, тем больше наломанных дров и несуразиц. Автор рубит с плеча, не обращая внимания на разлетающиеся во все стороны щепки: «Олег же, отступивший уже от Бога, так как злой сговор учинил с погаными, послал к князю Дмитрию с лживой вестью: «Мамай идет со всем своим царством в мою землю Рязанскую на меня и на тебя, а знай и то, что идет на тебя и литовский Ягайло со всеми силами своими»». Зачем предупреждать врага? В чем лживость вести-предостережения Олега? Остается только пожимать плечами. Далее, Дмитрий Иванович, получив предупреждение Олега, идет в соборную церковь Богородицы и молится там «обливаясь слезами». Хороша картинка — плачущий князь! Вместо того, чтобы срочно скликать воевод и начинать мобилизацию войска, великий князь отправляется молиться и лить слезы. Наконец, после многословной молитвы, обращенной к Господу и Богородице, он призывает Владимира Серпуховского, князей и воевод идти против «окаянного, и безбожного, и нечестивого, и темного сыроядца Мамая за правоверную веру христианскую, за святые церкви, и за… всех христиан, живых и усопших». Обратим внимание: не за родину, даже не за вотчины зовет соратников на бой Дмитрий, а за веру, за церкви. Таким образом на фоне череды несуразиц все ярче проявляется основная идея Пространной повести: на цитадель истинного православия — Московское княжество — дружно ополчились все противники веры христианской, по совместительству все соседи, но у православной веры, святых церквей и всех христиан есть надежный защитник, ибо все враги бессильны против «скипетра Царя Небесного — неодолимой победы» и «Авраамовой доблести». Целиком и полностью полагаясь на этот скипетр, Дмитрий Иванович вместо того чтобы командовать сбором войск, вновь раз за разом обращается в молитвах к Богу, свободно оперируя при этом словами Ветхого завета: «Господи; прислушайся к мольбе моей, Боже, на помощь мне поспеши! Пусть устыдятся враги, и посрамлены будут, и узнают, что имя Твое — Господь, что Ты — один Всевышний во всей земле!»

В Пространной повести великий князь вообще не собирает свои войска, не мостит переправы, не разрабатывает план кампании. Он целиком и полностью вручает свою судьбу и судьбы подданных Богу и все время отдает молитвам и слезному плачу. Так в непрестанных молитвах и обильных слезах наступает Рождество Богородицы, день битвы. «Наутро же в субботу рано, месяца сентября в восьмой день, в самый праздник Богородицы, во время восхода солнца, была тьма великая по всей земле, и туманно было то утро до третьего часа. И велел Господь тьме отступить, а свету пришествие даровал. Князь великий собрал полки свои великие, и все его князья русские свои полки приготовили, и великие его воеводы облачились в одежды местные». Поскольку все отдано в руки Бога, Всевышний назначает время сражения, сначала наслав тьму, а потом повелев ей отступить. Только после этого русские князья наконец изволят собрать свои полки, но лишь для того, чтобы те полюбовались на переодевание великих воевод в какие-то «местные одежды». Однако переодевание оказывается напрасным, воевать все еще нельзя ввиду небольшого препятствия: отсутствует противник, до которого необходимо добираться Бог знает куда. Поэтому Богу ничего не остается кроме как быстренько двинуть в поход и лично повести московское войско: «И… пошли за Дон, в дальние края земли, и скоро перешли Дон… Князя, перешедшего за Дон в поле чисто, в Мамаеву землю, на устье Непрядвы, вел один Господь Бог, и не отвернулся Бог от него». Итак, в Пространной летописной повести московское войско только в день битвы собирается и идет «за Дон, в дальние края земли», в безымянное чистое поле в земле Мамая и тут же, ведомое Богом, сходу форсирует Дон у устья Непрядвы, где его ожидают объединенные силы неприятеля: «Ведь на него поднялись три земли, три рати: первая — татарская, вторая — литовская, третья — рязанская». Пространность изложения наконец-то позволила на одном безымянном поле в устье Непрядвы противопоставить войску Дмитрия Ивановича во главе с переодетыми воеводами сразу всю антимосковскую коалицию: и ордынцев, и литовцев, и рязанцев. Складывается впечатление, что на сей раз лентяй Ягайло все-таки успел к началу боя, да и Олег не ограничился разметыванием мостов. Разумеется, Дмитрия это обстоятельство нисколько не пугает, он свое дело знает туго: «Однако же он всех их не убоялся, не устрашился, но, верою в Бога вооружившись, силою святого креста укрепившись и молитвами Святой Богородицы оградившись, Богу помолился, говоря: «Помоги мне, Господи, Боже мой, спаси меня милостью Своею, видишь, как умножилось число врагов моих… все народы обступили меня, но именем Господним я противился им»». Заметим, Пространная повесть не называет число сражающихся, но упоминает о «бесчисленном множестве» воинов, покрывшем поле «верст на десять». Множество врагов столь бесчисленно и впечатляюще, что Дмитрий Иванович уже не помышляет о победе и в своих беспрестанных молитвах молит Бога только о личном спасении.

Теперь вроде бы самое время описать ход сражения, дать хоть какой-то фактический материал о событиях на безымянном поле боя — как-никак редакция-то Повести уже не краткая, а пространная. Что же она нам пространно сообщает?

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 42
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?