Внезапно ей сделалось душно. Она завернула рукава платья до локтей и подошла к окну. Прикусив нижнюю губу, Линда уставилась на освещенные фонарем белые сугробы, пытаясь удержать эмоции, готовые вылиться в истерику.

— Он сам хотел помочь. — Голос Брука был тихим и спокойным. — Я полагаю, вы заметили, насколько старик горд. Он не желает смириться с возрастом. Для него невыносимо сознание беспомощности и непригодности в чем бы то ни было.

Это было правдой, по крайней мере, наполовину. Девушка понимала, что собеседник прав.

— Но вы могли остановить его, — упорно, против воли, настаивала она. — Вы в ответе за него, потому что вы хозяин.

Энтони не ответил. Его рука по-прежнему лежала на плече Тролля. По его сверхледяному спокойствию Линда поняла, что он в гневе. И хотя это пугало, она упрямо продолжала лезть в бой. Она готова была выговорить ему все, пусть не совсем справедливо, пусть жестоко, но все, что в течение трех долгих лет камнем лежало на сердце.

И что было особенно важным — открытое столкновение вернет их в состояние вражды. Это ее больше устраивало, потому что зародившиеся в последнее время в душе новые чувства пугали непонятностью, двойственностью, лишали уверенности.

Некое смягчение, что произошло в их отношениях, объясняется, видимо, условиями. Они спят под одной крышей, едят за одним столом, греются рядом у камина. А сегодня их еще теснее связало несчастье.

Во всем этом таился легкий сексуальный нюанс, острое осознание того, что рядом — мужчина. Что с ней творится? Она с несвойственным интересом разглядывает его одежду, тепло и запах его перчаток приводят ее в трепет, она наслаждается созерцанием его вьющихся волос с иссиня-черным отливом.

Линду передернуло от озноба, хотя в двух футах пылал огонь. Нет, нужно драться.

— Вы уверены, что Оллкрафт так поступает из гордости? А может быть, он просто боится, — храбро бросилась она в наступление. — Боится, что вы заметите, что он ни на что не годен. Если бы вы были более внимательны, если бы вы понимали его…

— Что? — Глаза собеседника сверкнули. — Давайте говорить прямо. Не намекаете ли вы на то, что мне нужна ваша помощь, чтобы понять человека, которого я знаю более тридцати лет?

— Нет. — Линда выпрямилась, встречая ядовитый сарказм вопроса. Действительно, нелепо полагать, что за два дня знакомства она лучше узнала Тролля, чем хозяин за тридцать лет. Но, по ее глубокому убеждению, властное самодовольство и эгоцентричность, замеченные в Бруке три года назад, делали его бесчувственным к бедам и проблемам людей.

Воспоминание об увольнении придало новые силы.

— Я ни на что не намекаю. Я говорю прямо. Вы нуждаетесь в помощи, чтобы понять тех, кто вас окружает. Я ведь работала на вас. И я знаю, что вы ожидаете слишком много от подчиненных, предъявляете слишком высокие требования. Иногда люди не в состоянии выполнить их, хотя, находясь в зависимости от зарплаты, пытаются. Из кожи вон лезут, пока…

Она услышала, что ее голос повышается, снова становится пронзительным. Эмоции опять выходят из-под контроля. Лин замолчала, перевела дыхание и посмотрела на безжизненное тело.

— И тогда может случиться трагедия.

К ее удивлению, Брук не встретил эти слова немедленным отпором. Вместо этого он поднялся, подошел к бару и налил в бокал янтарную жидкость, красиво заигравшую в отблесках огня. Подойдя к девушке, Тони протянул бокал, серьезно глядя на нее.

Энтони слегка подтолкнул ее руку.

— Возьмите. Вам станет лучше.

— Не станет, — упрямо возразила Линда, чувствуя, что он опять обращается с ней свысока. Похоже, он принимает ее за истеричную девицу, полностью выбитую из колеи тяжелыми событиями дня. Как удобно! Если она от перевозбуждения потеряла контроль, то вовсе не обязательно ее выслушивать. Мало ли что можно наговорить в таком состоянии!

— Есть только одна вещь, от которой мне станет лучше: если Тролль придет в себя.

Брук вздохнул.

— Мы оба хотим одного и того же. — Он устало опустился в кресло. Подперев голову рукой, Энтони направил взгляд на девушку, глаза его поблескивали, — Но на самом деле мы говорим не только об Оллкрафте, верно?

— Конечно нет. — Лин глотнула виски, забыв, что решила не пить. Ей действительно нужен был глоток спиртного, чтобы снять напряжение. Сейчас же она почувствовала легкий озноб, сила, бушевавшая в ней, улеглась. Но если не закончить разговор, не следовало и начинать. — И о вас тоже, — согласилась она. — О том, как вы обращаетесь с подчиненными.

— Хорошо. Давайте поговорим. Садитесь. — Брук указал на кресло напротив. Их разделял шахматный столик с расставленными фигурами из слоновой кости. Девушка не пошевелилась, и, казалось, он был удивлен. — Пожалуйста, — добавил он.

Линда сделала еще глоток виски, вкус которого походил на горячий мед.

— Ладно. — Она опустилась на краешек кресла и сложила руки на коленях, держа бокал в переплетенных пальцах.

— Я вам никогда не нравился? — с легким любопытством спросил Энтони, как будто сам факт его мало беспокоил, но все же было интересно узнать почему. — С самого начала?

— Нет, — медленно проговорила девушка. — Не с самого начала. Когда я стала работать у вас, я думала, что вы… — Она замолчала, пригубив бокал и размышляя, что именно сказать. Вся эта беседа была настолько необычна, что казалась нереальной, и трудно было определить ее границы. — Вначале я восхищалась вами. Все говорили, что лучше вас просто никого нет.

Линда откинулась в кресле, немного расслабившись, согретая теплом виски и огня. Она осталась довольна ответом. Во-первых, она сказала правду, а во-вторых, ему вовсе не обязательно знать, как все сотрудницы млели, обсуждая молодого магната, правившего империей, сидя в королевской роскоши тридцатого этажа. Он был не из тех боссов, кто спускается к подчиненным, чтобы поднять настроение или раздать рождественские подарки. Его недоступность усиливала эффект. Окруженный ореолом таинственности, недосягаемый, он волновал и будоражил, словно редкое и необыкновенное зрелище, словно огненный хвост кометы, промелькнувший на небосклоне.

Были девушки, буквально помешанные на нем. Они приходили на работу раньше всех и уходили последними в надежде однажды оказаться в лифте вместе с боссом, у которого был долгий рабочий день. А начальников отделов и служб они терзали расспросами, заставляя рассказывать мельчайшие подробности общения.

Например, день, когда Брук привел на совещание дочь, стал притчей во языцех. Линда слышала, как маленькая прелестная Джейн сидела по правую руку отца, как ей дали блокнот, и она «работала». Линда даже знала, как была одета девочка в черное бархатное платье с белоснежным воротником.

Вспоминая возбуждение сотрудниц в тот день и их неумолкаемые пересуды, девушка вдруг подумала, что каждая пошла бы на все, чтобы поменяться с ней местами. Странно, что это пришло в голову только сейчас. Босс больше не был таинственной личностью. Вот он сидит напротив, откинувшись в кресле, закинув ногу на ногу, вполне реальный человек, даже осязаемый.