Командир — Герой Труда. И ребята собрались все чуть ли не одногодки.

Далеко от депо жил, едва ли не за семь километров, а спешишь на субботник ли какой, на колонное ли собрание — интересно и весело время проходит. Технические занятия не любил — сидишь и спать хочется. А за пропуски их не очень-то меня ругали: историей же депо занимаюсь.

И мне было приятно, когда меня слушают. В колонне разные люди: одни анекдоты хорошо рассказывают, другие схемы отлично знают, а я — старину.

Мне казалось, я переполнен знаниями, и даже в областной газете не раз выступал на исторические темы. Авторитет — куда там, даже сам себе нравиться начал: на работе порядок, квартиру получил, дочка в детсаде, жена работает — и вдруг явиться на оперативный разбор! Не люблю эти оперативные: сотни людей в зале, а ты стоишь перед ними дурак дураком!

По вторникам разборы устраиваются. Каждую неделю. Четыре года в депо работал и слушал только, как другие за грехи отчитываются. На других-то смотреть тошнехонько, будто ждешь очереди в зубной кабинет.

А новый начальник не то что прежний — из бывших машинистов новый-то: ему очки не вправишь! Сижу, бьются в голове оправдательные доводы, но ведь сорок восемь минут! Как объяснить, почему ты стоял столько времени при неисправности со схемой! Снова перебираю в зрительной памяти случившееся. Помощник доложил о дыме в высоковольтной камере. Оставив его в кабине, сам побежал смотреть. Дымит защитный аппарат вспомогательных цепей — надо отключить его и дать на вспомогательные цепи питание помимо этого аппарата.

Остановился. В своей «шарманке» ищу нужный провод, но нет такого, ставлю низковольтный. Не успел токоприемник коснуться контактного провода, как в камере раздался будто ружейный выстрел. Опускаю токоприемник, бегу в высоковольтную камеру и вижу в разных местах горящие огоньки: слабой оказалась изоляция проводника и ее пробило высоким напряжением — теперь разметанные куски проводника горели в разных углах. Надо их потушить и собрать, а то устроят пожар.

В высоковольтной — дымина-а!..

Я задыхался. Кашель сотрясал тело, заливали глаза слезы, внутри дрожало, и руки било мелкой дрожью.

— Воздух уходит! — крикнул помощник.

— Да перекрой кран-то! — ответил ему.

Вместо разметанного проводника поставил обрубок провода переносной лампы в надежной резиновой изоляции.

Поднимаю токоприемник — по вольтметру напряжение показывает, а компрессоры не работают.

В чем дело? Напряжение есть, воздуха мало, а компрессоры не работают!

Рядом с электровозом — голова к голове — останавливается поезд. Машинист его, Николай Сапогов, врывается в кабину:

— В чем дело?!

— Контактор вспомогательных цепей сгорел, обвел его, а компрессоры не качают!

— Блокировку-то закоротил на КВЦ?

— Ах, мать честная!..

Опускаю токоприемник — бегу в высоковольтную. Поднимаю вновь, но токоприемник не поднимается: воздуха мало.

— Коля, будь другом, посмотри, что там сделать можно?

Скоро стрелка на вольтметре метнулась, и сразу же забухали компрессоры.

— Воздух, есть воздух! — заликовал я.

Перед оперативным разбором один машинист советовал:

— Надо так рассказать, таких наговорить страхов, чтобы начальство подумало: вот молодец какой!

А каких наговоришь тут страхов, когда одни сплошные глупости!

Фамилию свою услышал как через стенку. Полыхнул жар по щекам, ноги стали непослушными, будто не сам, а кто-то невидимый переставлял их вдоль зала.

Злясь на себя, рассказал все так, как было. После меня вызвали моего помощника, затем машиниста-инструктора.

Защищая меня, Борис Петрович сказал:

— Мы видим, что плоховато схемы машинист знает, но он занят у нас большой и важной общественной работой.

— В депо нужны хорошие машинисты, а не общественные деятели! — оборвал его начальник. — Машинист стоит на перегоне и задерживает чуть ли не на час движение на важнейшей магистрали страны, а мы все задержанные им поезда будем списывать на общественную деятельность? Работать над собой надо, повышать знания технические, а то мы с такой общественной деятельностью сделаем Южно-Уральскую дорогу непроезжей.

— А вы… вы-то чем заняты в своем кабинете?! — закипел я от обиды.

— Кто хочет знать, чем начальник депо в своем кабинете занят, может приходить и сидеть хоть целый день!..

Меня перевели в помощники машиниста сроком на месяц, а восстановить в прежней должности обещали только после сдачи испытаний.

Много знающих машинистов в нашем депо, но лучше всех — Наумов.

Машинист Пирогов с какой-то усмешкой объясняет, Олег Булатов — как лекцию читает, и не успеваешь подумать, уяснить себе, хотя он и говорит медленно. В колонне нашей Николай Выдрин занятие проводит — хорошо объясняет, но боюсь, что он машинисту-инструктору скажет о моей отсталой дремучести: только на технических занятиях я понял, насколько все позабыл.

Яков же Николаевич Наумов не только хорошо объясняет — с перерывами для вопросов, уточнений.

Когда он ведет технические занятия — кабинет просто набит.

Я о нем услышал случайно. Из депо шли двое. Навстречу им, прыгая через рельсы, бежал третий.

— Осторожно, рельсы не свороти! — шутя предупредили его. В ответ тот лишь рукой махнул:

— На занятия опаздываю, а сегодня Яша Наумов ведет…

Слышал я, как в душевой оборотного депо станции Петропавловск молодой машинист спрашивал его:

— Слышь, Яша, объясни-ка: еду я, и вдруг в кабине вспыхнул яркий свет — аж синий, а потом все потухло.

— Ну-ка, иди-ка сюда!

Вышли они из-за перегородок, и на запотевшем окне Яков Николаевич нарисовал пальцем схему регулятора напряжения.

Засмеялся даже: стоят голые люди и неисправности схемы разбирают, как будто им места другого не найдется.

За Наумовым теперь я охочусь, Можно и самому со схемами заняться, но хочется ли, когда Яша все объяснить и без схем может. Иду утром в депо и вижу его в кабине нового, только с завода, электровоза. Залезаю в кабину, а он дрелью просверлил дырочки и по дырочкам в приборном щитке окошечки выпиливает.

— Ты чего же, Яков Николаевич, новый электровоз похабишь?

— Ничего, сделаем как надо. На, попили вот!

— А начальник депо за эту пилку по шапке не надает?

— Не надает, не надает: он сам мне помогал в чертежах и расчетах.

— А чего тут будет?