Мои руки замерли, а тень задрожала от стыда.

— Прости меня. — сказал я, ослабляя хватку. — Я был эгоистом. Мне так жаль, Мэй. Хотя трудно не быть эгоистом теперь, когда у меня наконец-то есть ты.

Я медленно отделил свою тень от нее, сначала отцепляя ее от ее кожи, прядь за прядью. Я вытащил ее из ее сладкого влагалища, полностью освободив ее лоно, когда она скользнуло обратно ко мне.

Она задрожала и застонала, выгибая спину, и я прошептал слова утешения.

— Прости… Я должен был отпустить тебя, когда ты спала, но мне была невыносима мысль о расставании с тобой. Прости меня. Все почти готово. Ты скоро освободишься. Тише, моя сладкая. Все почти готово.

Она всхлипнула, и у меня в груди все сжалось от злости на себя. Я был слишком нетерпелив, слишком напорист, давая ей гораздо больше, чем она могла себе позволить.

Мне следовало лучше контролировать себя. Но из-за нее мне было так трудно сдерживаться, что я просто обезумел. Даже сейчас мне потребовалось столько усилий, чтобы отстраниться…

— Нет. — выдохнула Мэй, уткнувшись носом в изгиб моей шеи. — Я… еще нет. Я хочу сейчас. Займись со мной любовью, Вирджил.

И в тот же миг я потерял контроль над собой. Я позволил своей тени вернуться, завладев ею изнутри, заставив ее поднять нас обоих, и мы закружились в воздухе, пока я не оказался на ней сверху.

Она вскрикнула от силы моего натиска, и когда ее влагалище все еще содрогалось от оргазма, вызванного моим неуклюжим рвением, я вошел в нее, и мое блаженство разлилось ослепительным золотым светом.

На этот раз все произошло быстро.

Я не мог сдержаться и вонзился в ее сладкое тело, заставив ее кончить еще два раза, прежде чем я сам достиг оргазма. Мне нравилось, как она крепко сжимала меня во время оргазма. Это было похоже на то, что я был желанным и вожделеющим.

Это было похоже на принадлежность.

Вот она, моя любимая жена, навеки моя.

После того, как я закончил любить ее своей тенью и своим членом, я отнес ее в ванную и наполнил ванну. Я вымыл ее, намочив ее тело пеной и смыв пот теплой водой.

Затем я отнес ее в свою постель и сам принял ванну. Когда я вернулся, она спала. Я не чувствовал усталости, хотя и не спал. Напротив, мои чувства были острее, чем когда-либо. Мои инстинкты, которые раньше мешали мне рассуждать здраво, наконец-то были удовлетворены.

Мой разум был ясен. Беспристрастный.

И вот, когда я лежал рядом с ней, что-то не давало мне покоя, чувство неловкости. Я медленно обнял ее, и она даже не пошевелилась во сне. Я окутал ее своей тенью, зарываясь в ее тело.…

И вот оно.

Чего я раньше не замечал, потому что приучил себя не обращать на это особого внимания. Потому что я изо всех сил сопротивлялся искушению, защищал свою прекрасную пару от самого себя. Теперь, когда мои инстинкты были удовлетворены, а взгляд обострен, я мог ясно видеть это, и осознание наполнило меня ужасом.

Ее жизненная сила. Она была слишком слабой. Слишком слаба. Почти угасла.

Охваченный холодной паникой, я на мгновение подумал, что, должно быть, испил из нее. Должно быть, я отнял у нее часть жизни, и моя жена, которой так мало что можно было дать, страдала из-за этого.

Я лежал рядом с ней, и когда мой разум немного успокоился, я проанализировал все, что произошло прошлой ночью. С облегчением я понял, что совсем не питался.

На самом деле, я потратил непомерное количество своих жизненных сил и был почти истощен.

Скоро я должен буду отправиться на охоту.

Когда мой безумный страх постепенно улегся, разум взял верх, я понял, что вспомнил бы, как пил ее кровь. Этот опыт затмил бы даже удовольствие от совокупления.

Тогда почему она была такой слабой?

И тогда я понял. Она была больна. Или, может быть, она не получала достаточного питания. Я проклинал себя за то, что взял ее, когда она была еще недостаточно сильна. Когда она все еще не оправилась.

И все же она провела несколько недель в моем доме. По всем правилам, она должна была стать сильнее. Я знал, что еды было достаточно. Она регулярно принимала пищу, хотя я и не присутствовал при этом.

Ей должно было стать лучше. Так почему же она этого не делала?

Я ощупывал и исследовал свою тень, изучая ее жизненную силу со всех сторон, но она не проявляла никаких признаков болезни.

Просто ослабла. Ее пламя угасало из-за недостатка топлива. А это означало, что мне нужно было подпитывать ее.

Отчаянно.

Я позвал слуг и приказала им приготовить еду для Мэй. Хлеб, мед, молоко, вареные яйца, тонкие ломтики ветчины, тыквенные оладьи.

Мы купили все это во время нашего последнего визита в город, и она была так счастлива, выбирая еду.

Я думал, что она поела. Но, возможно, этого было недостаточно. Когда принесли поднос, я разбудил ее так осторожно, как только мог, но без снисхождения.

Мэй застонала и покачала головой, но я все равно заставил ее сесть в постели, поставил поднос ей на колени и поднес чашку с теплым молоком к ее губам.

— Выпей, любовь моя.

Она сделала несколько глотков, а затем поморщилась и отвернулась. Я вложил ложку в ее руку и указал на ассортимент продуктов.

— Ешь, что хочешь. Но ты должна есть достаточно, чтобы пламя внутри тебя разгорелось сильнее. Если ты этого не сделаешь, ты можешь умереть. И я тебе этого не позволю.

Мэй удивленно посмотрела на меня и взяла булочку со смородиной, медленно откусывая кусочек. Я терпеливо сидел рядом с ней, наблюдая за маленьким шариком ее жизненной силы. Он не становился сильнее.

— Если это тебе не по вкусу, съешь что-нибудь другое. — сказал я после того, как прошло четверть часа, а от булочки не осталось и половины.

— Я устала. — сказала Мэй, отводя взгляд. — Оставь поднос. Я посплю и поем позже.

— Ты поешь сейчас.

Она вздрогнула, ее широко раскрытые глаза остановились на моем лице. Я знал, что говорю строго, и она настороженно наблюдала за мной, что-то промелькнуло в ее глазах.

Моя тень, все еще свернувшаяся клубком внутри нее, сказала мне, что это было.

Страх.

Впервые с тех пор, как мы познакомились, моя жена по-настоящему испугалась меня. Я отшатнулся, желая взять свои слова обратно, извиниться и взять свои слова обратно.

После безграничной