он потребовал. По возможности я противоречил ему, показывая, что я не его раб и что одна выигранная драка не означает его воцарения на троне навсегда. Но все же в наших словесных пикировках он неизменно был обвиняющей, выносящей приговоры стороной, в то время как я был вынужден оправдываться, лавировать и отступать.

Несколько раз дело опять едва не кончилось потасовкой. После одного из наших разговоров на повышенных тонах наутро ко мне подошел сосед из соседней комнаты.

– Мы слышали, как твой даг орал вчера ночью. Он что, совсем сошел с ума? – спросил он.

– Совсем, – ответил я. – Дело идет к тому, что один из нас убьет другого, и я чувствую, что убийцей буду не я.

– Ему надо найти девчонку, – сказал сосед. – Иначе пенис просто раздавит ему мозги.

Девчонок террористу, в отличие от его друзей, которые совсем не интересовались религией, не разрешал иметь Коран. Возможно, это был бы лучший выход – найти себе подружку, и он сам подсознательно стремился к этому, я видел. Несколько раз он пытался завести какие-то знакомства, звонил девочкам, с которыми познакомился на улице, а однажды даже сходил на свидание. Но все это каждый раз продолжалось недолго и – насколько я знаю – не доходило до секса, хотя именно это и требовалось его лихорадочной молодой крови – вылить свое семя, снять возбуждение, успокоиться, остыть.

Однако миллионы московских девочек по разным причинам не подходили террористу. В его понимании все они были грешны – носили короткие юбки, прокалывали пупки, позволяли себя смеяться, заигрывали с мальчиками, выпивали и расслаблялись, а Коран отвергал таких женщин. В то же время найти себе, по меркам Корана, праведную террорист в столице не мог – они или оказывались заняты, или праведны настолько, что не подпускали его к себе, или это он не решался подойти, – в любом случае отношения не складывались. И чем меньше становилось девочек в его жизни, чем дольше продолжалось воздержание, тем больше религия завладевала его мозгом.

Когда я вселился в общежитие, все еще было довольно безобидно. Время от времени террорист принимался рассуждать о Боге, но длилось это недолго, и уже вскоре он переключался на другие темы, любимой из которых были мобильные телефоны. Затем теологические разговоры стали длиннее. Он яростно убеждал меня в правоте своей веры и что-то доказывал, хотя я и не думал с ним спорить. Все же было видно, что доказательной базы ему пока не хватает – как правило, он ссылался на стариков из своего детства, которые были якобы очевидцами различных божественных чудес.

Потом он стал ходить в мечеть и молиться. Там обзавелся новым кругом знакомых, и стало заметно, что они – эти знакомые – сильно влияют на него. Он фактически прервал все старые контакты, неохотно и коротко общался с бывшими друзьями, и вскоре те перестали звонить вовсе. Разговоры про мобильные тоже сошли на нет – тема Бога вытеснила их полностью. Наша комната распухала от религиозной литературы. Террорист завел обыкновение часами смотреть в окно, проговаривая молитвы на неизвестном мне языке. В конце концов в его глазах появился странный болезненный блеск: казалось, будто он видит что-то недоступное остальным – приземленным и грешным людям. Примерно в это время наши отношения закончились.

Был конец августа, и у мусульман начинался Рамадан, время священного поста. Каждое утро, до рассвета, террорист расстилал свой коврик и молился. Молитвы продолжались в течение дня и до наступления поздней ночи. И хотя с утра они будили меня, а по вечерам не давали уснуть – я не роптал: к тому времени мне удалось скопить достаточно денег, чтобы переехать из комнаты в общежитии в отдельную квартиру. Найти подходящую было делом нескольких дней.

Собирая вещи, я пел во весь голос, абсолютно счастливый, а выйдя из общаги в последний раз, обернулся и показал серой громаде здания вытянутый средний палец.

Примерно через год после этого мы встретились с террористом в метро. «Встреча» длилась десять, от силы пятнадцать секунд – мы ехали в противоположные стороны на эскалаторах, и не думаю даже, что он увидел или узнал меня. Он – мне показалось – уже решительно не замечал реального мира. Одетый в зеленый, грубого кроя армейский френч и отрастивший круглую, без усов, бороду, он глядел в пол и был похож на одного из тех воинственных и бородатых мужчин, которых показывают в новостных сводках о стрельбе на Кавказе.

И вот теперь он сам стал сводкой. «Задержанный был опоясан так называемым поясом шахида и, как полагает следствие, намеревался подорвать себя в вагоне поезда метро. Мощность изъятой взрывчатки составила 100 килограммов в тротиловом эквиваленте…» – сообщил диктор.

Дальнейшей информации я уже не слышал, вглядываясь в лицо на экране. Террорист выглядел отрешенным, проходя перед камерами, и продолжал бормотать что-то на своем языке. Когда люди в штатском усадили его в машину, он погладил бороду скованными руками, а затем спрятал лицо в ладонях, будто сложенных для молитвы.

Мент хороший, плохой, злой

Антоху взяли, когда он пытками выбивал показания у наркоторговца. Кровь была повсюду. Антоха бил подозреваемого кулаками, бил пряжкой ремня, намотав его на руку. Он старался не замараться, закатал рукава рубашки. Рубашка осталась белоснежно, безукоризненно чистой.

Когда ворвались следователи-«приемщики», один из них поскользнулся в кровавой жиже и растянулся на полу. Человек – предположительный наркоторговец – хрипел. Антоха привязал его проводом к казенному стулу.

Упавший следователь разглядел кое-что на земле: в луже крови и мочи валялись зубы подозреваемого. Позже их сложили в полиэтиленовый пакет, дали зубам порядковый номер и приобщили к делу как улику – явно лишнюю в изобилии других улик против Антохи. Нашего Антохи, 25-летнего обаяшки, выпускника юрфака, любимчика первокурсниц и школьных училок – самого продажного и жестокого мента в округе.

В его сейфе нашли полкило чистого героина. Если быть точным, 491 грамм. Следствие подозревало, что девять граммов Антоха сторчал сам. Но пришла экспертиза – и выяснилось, что он чист. Педант и поборник гигиены, он сторонился наркотиков. Считал, что тыкать в себя иглой могут только отбросы, обрыганы, днище. Антоха и в камере продолжал делать физкультуру: отжимался, приседал – следил за собой.

Еще обнаружили 60 однограммовых пакетиков с «феном»: дешевым стимулятором, который был в ходу у голодранской шпаны. В сейфе Антохи «фен» перестал быть порошком и превратился в жидкий клейстер. Тот не знал, что «фен» надо держать в холодильнике – иначе начнется процесс распада. Еще – 25 таблеток экстази. Голубые