Наверное, и Кэт тоже вскорости отправят туда. В специальное место, где содержат переставшие функционировать человеческие тела, стригут и моют их, пока запертый внутри ум ожидает смерти. Я надеюсь лишь на то, что Белый Город смог подарить Кэт свободу.

– Это поразительно, – продолжает Бусара, видя, что я не отвечаю. Кажется, ей хочется поддержать наш разговор. – Вообще-то «синдром запертого человека» не так уж часто встречается.

Я этого не знал. И не очень понимаю, откуда это может быть известно ей. Должно быть, мой скептицизм написан у меня на лице, однако Бусару это не останавливает.

– Фактически, это довольно редкое заболевание. И тем не менее это произошло с тремя из четверых ребят, выживших в несчастном случае. Как ты думаешь, какова вероятность такого исхода?

Она смотрит на меня, словно бы ожидая ответа. Все, что я могу, – это пожать плечами.

– Надо сказать, если бы я была четвертым выжившим, то считала бы, что мне крупно повезло, – добавляет она.

Внезапно я вспоминаю кое-что. Есть одна вещь, в которой я хотел бы разобраться поподробнее.

– Четвертый выживший – это Марлоу Хольм. Ты знала об этом?

Бусара кивает.

– Что еще ты знаешь о нем? – спрашиваю я. – Тебе удалось выяснить что-нибудь новое?

– В целом не очень много. По его старым постам в соцсетях выходит, что им с матерью пришлось уехать из Калифорнии в большой спешке. Но почему ты спрашиваешь? Ты, думаешь, Марлоу имел какое-то отношение к тому, что случилось с Кэт?

Именно Марлоу предложил устроить эту вечеринку. Кроме того, он единственный из всех не стал подходить к загадочному предмету. И его внезапный отъезд из Калифорнии тоже выглядит довольно подозрительно.

– Я пока не знаю, что думать, – говорю я Бусаре.

Молчание в палате затягивается дольше, чем мне бы хотелось, но я не могу придумать, что еще сказать. В конце концов Бусара нарушает тишину.

– Ты действительно ее любишь, да?

«Любовь» – слишком маленькое слово для того, что я чувствую. Как я могу объяснить, что до Кэт ничто в моей жизни не было реальным? Нянечки, которые носили меня на руках, делали это только потому, что им за это платили. Сегодня они меня обнимали, а назавтра их и след простыл. Ребята в школе играли со мной, чтобы наши родители могли чувствовать, будто их что-то связывает. Большинство даже не делало вид, будто я им нравлюсь. А потом я встретил Кэт, которая выбрала меня. Никто ее не заставлял, никто ей не платил. Я был тем человеком, с которым она сама захотела быть вместе. Когда мне было восемь, Кэт вышла из-под покрова леса и спасла меня. Всю свою жизнь я буду благодарен ей за то, что она захотела это сделать.

– Да, – отвечаю я Бусаре. – Я ее люблю. У меня нет другого мира, кроме Кэт.

Бусара уходит. Все тихо, слышны только сигналы аппаратуры. Я сажусь на стул рядом с койкой Кэт и беру ее безжизненную руку в свою. Чертовски жаль, что я не могу видеть ее глаза. Интересно, почему Бусара так ничего и не спросила про щиток?

Губы Кэт раскрываются, и я забываю обо всем. Это выглядит так, словно она собирается заговорить.

– Наверняка там, где ты сейчас, все очень круто, – шепчу я, положив голову на край койки, – но, пожалуйста, возвращайся обратно, когда сможешь.

– Нет, – слышится тихий голос.

Я рывком выпрямляюсь, пытаясь понять, не почудилось ли мне то, что я услышал. Затем Кэт стискивает мою руку, и ее губы раскрываются в молчаливом крике.

– Кэт? – Я вскакиваю и наклоняюсь над ней, мое лицо нависает в нескольких дюймах от ее лица. – Кэт, ты здесь?

– Нет! – всхлипывает она. – Боже мой, нет!

Ее голос звучит слабо, не громче шепота, но я чувствую ее панику. Словно она пересказывает снящийся ей кошмар. Ее пальцы так сильно стиснули мне руку, что моя ладонь онемела. На кардиомониторе творится полный беспредел.

– Все хорошо, – говорю я, разглаживая ее волосы.

Раз она заговорила, значит, ей уже лучше! От накатившей волны облегчения у меня едва не подгибаются колени.

– Не надо! – внезапно вскрикивает она. – О боже, нет!

Мое облегчение мгновенно улетучивается. Что-то сильно не в порядке.

Я срываю с ее лица экран. Ее глаза широко раскрыты, взгляд мечется из стороны в сторону. Я бью ладонью по красной кнопке для вызова медсестры и кидаюсь к двери, зовя на помощь. Две женщины в халатах бегут по коридору к палате. Одна спешит к постели Кэт и сразу же начинает проверять капельницу и аппаратуру. Вторая останавливается в дверях.

– Что тут произошло? – спрашивает она. Ее взгляд падает на щиток, все еще зажатый в моей руке. – Почему ты снял с пациентки экран?

– Она разговаривала! – объясняю я. Только сейчас мне приходит в голову рассмотреть щиток. Я прикладываю его к лицу, но вижу лишь темноту. – У нее был жутко напуганный голос. Похоже, она увидела что-то страшное.

– Капельница пустая, – докладывает другая медсестра, уже деловито подсоединяя новую. – Все вытекло наружу. Вон лужа на полу.

– Что значит пустая? – Вторая медсестра поворачивается ко мне, на ее лице написана ярость. – Ты что, трогал оборудование?

– Еще чего! Весь последний час я смотрел телевизор в кафетерии и вернулся буквально несколько минут назад.

Ну конечно, вдруг понимаю я. Когда я вернулся, в палате был посторонний. Однако по какой-то неясной мне самому причине я не говорю им ни слова.

– Ну ладно, все в порядке, – сообщает первая медсестра. – Капельница на месте.

Она обходит вокруг койки Кэт, проверяя показания приборов.

– Я не вижу никаких признаков того, что пациентка двигалась. И болевой реакции тоже нет, – добавляет она. – Судя по всему, ее состояние не изменилось.

В одно мгновение я оказываюсь рядом с Кэт. Медсестра права: Кэт снова лежит абсолютно неподвижно. Ее губы сомкнуты, тусклые глаза смотрят в одну точку.

– Не понимаю… Она говорила со мной! Сжимала мою руку!

Медсестры молчат, опасливо поглядывая на меня, словно считают, что я спятил.

– Диск! Все дело в диске. Его нужно удалить, – настаиваю я, изо всех сил стараясь говорить абсолютно спокойно и трезво. На самом деле я на грани срыва. – С ней что-то не так. Она была очень напугана, а Кэт обычно не так-то просто напугать.

Голос Кэт до сих пор звучит в моей голове. Она была не просто напугана – она была в ужасе!

– Мы не можем ничего сделать без распоряжения доктора Ито, – сообщает одна из медсестер.

Черт возьми, это все равно что говорить с роботом.

– Ну так позовите ее! – я почти кричу.

– Сейчас почти час ночи, – указывает вторая медсестра.